Любовь Воронкова - Собрание сочинений в трех томах (Том 2, Повести)

Костя положил ему руку на плечо.

- Знаешь что, - сказал он, - ты уж возьмись сам за это дело. А я косить пойду. Ты видишь, какие у меня мускулы? - Костя сжал кулак и согнул руку. - Ну, потрогай!

- О! - с уважением протянул Алеша, потрогав Костины мышцы. - Как железные!

- Ну вот! Ну что мне с такими руками - разве с кроликами нянчиться? Уж это скорее твое дело. Ты возьмешься?

У Алеши просветлело лицо.

- Ладно, - сказал он, глядя на Костю благодарными глазами, - я возьмусь, и я справлюсь. Ты, Костя, не беспокойся! - И, взвизгнув от радости, как девчонка, вприпрыжку побежал к иве, по которой можно было перелезть в загон.

- Э-э, подожди! - спохватившись, закричал ему вслед Костя. - А как там наши яблоньки?

Но Алеша даже не остановился.

- Хорошо, - прокричал он, - растут!

- Буйнопомешанный! - проворчал Костя с улыбкой. - Совсем на своих кроликах помешался.

Так и решили: Алеша ухаживал за кроликами, а Костя косил. А когда кончился покос, Костя, договорившись с Анатолием Яковлевичем, уехал из Кологоша, а Репейников остался вместе с Романычем доживать лето на заимке.

А летние месяцы проходили быстро, не оглянешься. Прошел июль од-дай - с долгими днями... Вот уж и август - бичень-чабаттан-ай тронулся в путь. День убавился, как говорят алтайцы, на дверную накладку (запор), а работы целая гора. Дожди помешали вовремя закончить покос. А как блеснули погожие дни, то подоспело все сразу: и сено сушить, и хлеб убирать.

Костя не видел дней - все они проходили на колхозных полях. Его уже вместе со взрослыми косцами посылали на луга. Отец его, лучший стоговщик в колхозе, учил сына укладывать стога, и бригадир поговаривал, что Костя парень смекалистый, надо бы ему жнейку попробовать.

Ну что ж, если доверяют, почему же Косте не поучиться на жнейке работать? И наступил такой день, сухой и палящий, когда он, прислушиваясь к равномерному стрекоту жнейки, вывел ее на ячменное поле.

Дружная работа кипела в колхозе. Все - и маленькие и большие, - все, кто мог хоть чем-нибудь помочь, вышли в поле. Торопились убрать урожай, пока сияют погожие дни.

Тихо и безлюдно в эту пору было в деревне. Только в яслях и в детском саду прибавилось голосов, и шуму, и хлопот. Кто в обычное время дома управлялся с детьми, так нынче и те сдали ребят на руки колхозным нянькам.

Председатель колхоза, запыленный, почерневший, с красными от бессонных ночей глазами, все торопил и поторапливал. Его озабоченные глаза уже видели, как незаметно пробираются из-за гор серые облачка, как тянется легкая дымка над Катунью, цепляясь за темную хвою тайги.

Костя, захваченный веселым круговоротом горячих дней, пропахший мазутом и свежей соломой, помнил только одно: скорей, скорей!.. А когда поздним вечером приходил домой, то не мог даже доужинать - тут же и засыпал, опершись локтями на стол, и почти не слышал, как мать, смеясь и подтрунивая, отводила его на постель.

Ненастье наступило сразу. Костя сквозь сон услышал дробный стук дождя по тесовой крыше, но ему чудилось, что это где-то глухо и легко рокочет трактор. Еще не открыв как следует глаза, он вскочил:

- Что же вы меня не будите?!

Мать, с ухватом в руках, румяная от огня, выглянула из-за печки.

- Эге, проспал! Все проспал! - засмеялась она. - Уж люди давно в поле - ишь погода-то какая! Разве можно в такую погоду спать?

Только тут Костя увидел, что за окном льет мелкий, сплошной дождь.

- Смеешься все!.. - пробормотал он, немножко смутившись, и сам улыбнулся. - А что смеешься? Может, все-таки что-нибудь помогать надо!

- Нет, сынок, - ответила мать, - ничего не надо. Отец сказал, чтобы ты отдохнул немножко... Ведь тебе уезжать скоро. Может, подготовиться нужно. А в колхозе главные дела сделаны. Теперь и без тебя управятся.

Костя уловил легкую грусть в голосе матери. Та же грусть при мысли об отъезде слегка сжала и его сердце. Так уж устроен человек: всякий отъезд, даже и желанный, заставляет с сожалением оглянуться на то, что оставляешь...

- Полежи еще, сынок, - сказала мать, - подремли до завтрака. А после завтрака в баню сходишь.

Костя снова улегся на постель, с наслаждением потянулся и только сейчас почувствовал, как он устал за эти дни. Теплая дремота начала охватывать тело. Но вдруг радостная мысль огнем ударила в сердце.

- Матушка, - спросил он, широко раскрыв глаза, - какое число сегодня?

- Двадцать пятое, сынок. Август кончается.

Костя опять вскочил. И уже никакой дремоты не было.

- Матушка, да ведь скоро Яжнай приедет! Может, завтра... А может, нынче.