Марк Олейник - КриБ,или Красное и белое в жизни тайного пионера Вити Молоткова

Возникла странная пауза, и в тишине стало слышно, как столовые приборы лязгают о зубы гостей, а потом Серпов своим тонким голосом, совершенно не вяжущимся с его толстыми щеками, произнес:

– Италия?

Именно так, с глупой вопросительной интонацией, словно все знают, о чем речь, и тотчас начнут соглашаться или спорить.

– Слишком буржуазно, – отозвался папа.

– Тогда в Китай, – товарищ Климент скривился так, как будто сказал что-то очень умное.

– Оппортунисты, – сказал папа в ответ, и я понял, что он ругается. Если он кого называл оппортунистом, это означало одно: пиши пропало, кто-то «сильно проштрафился» – еще одно папино выражение.

Так сложилось, что папа в свой красный день сидит во главе стола с одной стороны, а мы с мамой и Кларой – с противоположной. Поэтому сначала я увидел, как стали что-то понимать в происходящем ближние к папе и Серпову гости, потом те, что рядом с ними, и постепенно смысл доплыл и до нас, как лодка по реке.

– Не волнуйтесь, товарищи, – пропищал Серпов. – Дело в том, что нашему дорогому Владимиру Ильичу нужно на время уехать из страны, потому что недоброжелатели не дремлют.

Я попытался представить себе этих недоброжелателей и не смог. Думаю, и вы не смогли бы, если бы были знакомы с моим папой. Папа вообще похож на памятник. При виде папы любому недоброжелателю лучше задремать.

– Таиланд? – предложил кто-то из гостей.

– Да вы что, – Серпов грозно посмотрел на него. – Там же у власти король. Негоже коммунисту находиться в стране, стонущей под лапой монархии.

– Кто стонет под лапой? – не поняла дама с кудрями, сидевшая напротив.

– Бразилия?

– Слишком далеко, и они там все футболисты.

– Вопрос в том, наши футболисты или не наши.

– Наши – те как раз совсем никуда не годятся. Стон один.

– А! – обрадовалась кудрявая дама. – Так это футболисты стонут. Но почему под лапой? Может быть, под лампой?

– Япония?

– К империалистам не поеду, – отрезал папа.

– Чехия! Англия! Индия! Гондурас!

– Но-но! – гневно пискнул Серпов. – Нехорошо при женщинах выражаться.

– Ничего, – тетенька напротив тряхнула кудрями. – Я же понимаю, что это медицинский термин. Значит, футболисты просто болеют, э-э-э, дурасом.

Тут я стал от смеха сползать под стол. Гости продолжали выкрикивать названия стран, смеяться было больно, и, по-моему, никто уже ничего не соображал.

– Стоп, – рявкнул папа, и все так и застыли в разнообразных позах. – Я решил, – продолжил он уже нормальным голосом, – мы поедем в Марокко.

Кто это «мы»? Я перестал смеяться и вылез из-под стола.

– Мы, – папа посмотрел на нас с мамой и Кларой. Это был удивительный поворот.

– Я не могу уехать в середине семестра, – капризно и одновременно жалобно, так только она умеет, сказала Клара. Сестру назвали в честь Клары Цеткин, но чем знаменита та Клара, я вам не скажу. Хотя сердце подсказывает, что она была революционеркой. Ох, ведь и меня могли назвать Карлом.

– Я же вообще не выхожу из дома, – удивилась мама. Голос у моей мамы особенный, гулкий, словно она говорит в пустой бидон. Странный голос для фарфоровой статуэтки.

– Что вы! – закричали все. – Владимир Ильич никак не может ехать в ссылку без семьи! – И я понял, что все с радостью поехали бы в эту ссылку вместо мамы и Клары.

Но не вместо меня.

Я к такой ссылке готов с раннего утра и до самого позднего вечера. Даже когда я сплю – тоже всегда готов. Как пионер.

И, кстати, все забываю сказать – меня зовут Витя. Я – пионер Витя Молотков.

В Марокко оказалось жарко. Я понимаю, что вы знаете, что в Африке должно быть жарко, но сообщаю, чтобы подтвердить: так и есть.

Теперь о наших делах. Седьмое ноября прошло, и на следующий день мы уже вылетели в Марокко. О котором, скажу честно, я вообще ничего не знал. Как и о том, из-за чего заварилась вся эта каша.

Только в самолете папа рассказал, что какие-то плохие люди (вероятно, буржуи, а может, оппортунисты) хотят отнять его завод, и защиту завода должен организовать товарищ Климент Серпов. Почему не сам папа, я не понял, но спросить побоялся: завод для папы – самое ценное, что есть в его жизни. Кроме, конечно, нас и коммунизма.

Давным-давно, еще во времена СССР, папа пришел на этот завод простым рабочим. И много лет что-то вырезал на токарном станке. В этом смысле я считаю, что мне повезло с папой, потому что, уверен, в нашем классе никто не знает, чем токарь отличается от слесаря.