Любовь Челюканова - Катерина идет играть. Со временем

– Не называй меня этим ужасным именем! – взвыла тем временем бабушка. – Я – Инесса Блимм.

– Баб Най, а что значит «Блинн»? – тут же встряла Катя. Бабушка приложила руку ко лбу, собираясь упасть в обморок, но, обнаружив, что вокруг нет ничего мягкого, передумала.

– Занеси чай мне в комнату, – послышалось из-за закрытой двери, куда ретировалась бабушка.

Мам-зай сурово посмотрела на дочь, но потом не выдержала и хихикнула:

– Не Блинн, а Блимм, – пояснила она, отсмеявшись.

– Да я знаю, – пожала плечами Катя. – Но Блимм – это как-то бессмысленно, а Блинн хотя бы вкусно.

Мама, продолжая улыбаться, резко сменила тему:

– Ну, так как с мусором? Как видишь, бабушку не удастся заслать.

– Ладно, ладно, – буркнула Катерина и поплелась на кухню за ведром.

Ну почему день тянется так долго, а утро и вечер так быстро кончаются? Днем никогда не происходит ничего по настоящему хорошего. Никто не бегает с тобой по всему дому, не ест мороженное из одной с тобой мисочки китайскими палочками и не смотрит всей семьей смешное кино по телевизору. Когда Катя станет королевой всей земли, она издаст указ, чтобы утро и вечер были такими же, как день, а еще лучше – длиннее.

Дорога до мусорных бачков оказалась ожидаемо скучной и длинной. Зато на обратной дороге встретился сосед Васька, закричавший, что баба с пустым ведром навстречу – это к беде.

– Это кто тут баба?! – завопила Катя, пускаясь в погоню за Васькой и размахивая ведром не то как пропеллером, не то как джедай мечом. Она еще не решила. – Это кто тут пустое ведро?!

Счастливая, измазюканная в свеже образовавшейся после дождя грязи и гордо неся перед собой не менее грязное ведро, Катя вернулась домой.

Мам-зай молча отобрала у нее ведро. Уже из кухни она сквозь зубы буркнула:

– Иди умойся! Уж лучше бы сама вынесла.

Катя не понимала этого стремления взрослых всегда оставаться чистыми. Конечно, быть иногда чистым – приятно. Но от хорошей качественной грязи еще никто не умирал.

Более того, грязь полезна! По крайней мере, так написано в одном из маминых журналов.

Там было написано, что грязь помогает сохранять молодость кожи и лечит все болезни. Тогда совсем непонятно, почему такая суматоха из-за нескольких пятнышек грязи.

Но все же Катя мужественно направилась в ванную, оставляя на полу аккуратные отпечатки тапочек грязного цвета.

После того как мам-зай отстирала в ванной сначала Катю, затем ее одежду и, наконец, прошлась тряпкой по следам на полу, заявив Кате, что она сама – заяц, раз так петляет при ходьбе, они сели вместе рисовать.

Вообще мам-зай очень даже неплохо рисует. По крайней мере, Кате нравится. Папа по секрету рассказывал, что до рождения Кати, мам-зай рисовала комиксы и на это жила.

Девочка считала, что мамины рисунки гораздо лучше и интереснее всего, что выставляют в музеях. Обычно их совместные рисунки выходили этакой помесью комиксов и наивного искусства. Катя не очень представляла, что это значит, но бабушка заявляла это тоном знающего человека, и девочка была склонна ей верить.

Вот и сейчас на бумаге приплясывал волк в красной шапке, нарисованный Катей и больше похожий на серо-красную кляксу, которую размазали по бумаге пальцем. Катя любила краски. Они яркие, и ими хорошо получается рисовать настроение. Порой рисунки будущего великого художника напоминали подобие радуги со свеже изобретенными цветами.

А вот мама предпочитала черную гелевую ручку. Сейчас создания этой ручки – около десятка поросят, застывших в различных позах, по большей части призванные убедить зрителя, что поросята знакомы с кунг-фу, – окружили кляксу-волка. Один из поросят приобрел облачко над головой, в котором завитушечными буквами было написано: «Отдавай Красную шапочку!». Неподалеку от этой живописной группы мама пририсовала еще двух поросят.

Один из них танцевал, а второй сидел в луже и был доволен жизнью. Во рту у него был круглый леденец на палочке. Катя немедленно добавила обоим поросятам балетные пачки красно-серого цвета. Вышло мило.

– А зачем они хотят вернуть Красную шапочку? – спросила Катя, сосредоточенно грызя кисточку. – Они же не были знакомы. Да и она, наверное, уже переварилась. Разве приятно смотреть на переваренного человека?

– Бее, – поморщилась мама. – И откуда ты этого набралась?

– Васька сказал, – покаянно призналась Катя. – Он сказал, что все, что попадает в живот, переваривается и становится как будто это уже кто-то ел.