Крис Ридделл - Юная леди Гот и Праздник Полной Луны

Лорд Сидни вынул монокль и принялся тщательно протирать его концом галстуха. Ада обратила внимание, что усы и брови у него так же тщательно уложены, как и прическа.

Ей показалось странным, что столь изысканный джентльмен мог проявить интерес к такому дурацкому событию, как Праздник Полной Луны. Каждый год обитатели соседней деревушки Гром-нет собирались вокруг Грянул-Гром-Холла с горящими факелами в руках и принимались нестройно распевать гимны, посвященные летнему солнцестоянию. Еще они при этом разрисовывали лица синей краской, цепляли к поясу соломенные юбочки и плясали в свете полной луны дикие танцы, хлеща друг друга наволочками. Никто не мог толком объяснить, почему так повелось.

– Счастливые были деньки… Яликовые гонки по реке, крикет в цилиндрах [1]и крокет на беговелах… Гот, Саймон и я – нас называли два с половиной амигос.

– Два с половиной? – переспросила Ада, высовываясь из плаща Люси.

– Саймон отличался малым ростом… – объяснил лорд Сидни. Потом вдел обратно монокль, взглянул на Аду и добавил с улыбкой: – Знаешь, Ада, а ведь я не видел тебя с тех пор, как ты была младенцем. С тех пор как… – он запнулся и прокашлялся: – …с той самой ужасной ночи.

Ада хорошо понимала, о какой ночи говорит лорд Сидни Бредни: о той, когда ее мать, прекрасная канатоходка Парфенопа, практикуясь в своем искусстве на крыше Грянул-Гром-Холла, упала и разбилась насмерть во время внезапно налетевшей грозы.

С тех пор, на протяжении почти всего Адиного детства, лорд Гот большую часть времени провел в своем кабинете, где писал чрезвычайно мрачные стихи. Но после того как Ада пережила приключение с Измаилом Пискером, призраком мышонка, лорд Гот полностью переменился. Он не запирался больше в своем кабинете, сочиняя пространные поэмы, а странствовал там и сям. Вот и сейчас он был в отъезде – представлял в Озерном крае свой последний сборник изысканных дорожных баллад «Она идет во всей росе».

Люси позволила Аде выпростаться из своей накидки и в упор посмотрела на лорда Сидни.

– Боюсь, мой отец сейчас в отъезде, – сказала Ада, прерывая сгустившееся молчание.

Лорд Сидни с трудом оторвал взгляд от глаз Люси.

– Что? Ах, ну да… конечно. Он в книжном турне.

Лорд Сидни улыбнулся и добавил:

– Когда мы с ним общались последний раз, он делил за ужином тушеный бараний бок с тремя пастухами в хижине на Лэнгдейл-Пайк.

– Откуда вам это известно? – изумилась Ада.

– Одна птичка напела, – ухмыльнулся лорд Сидни, снова переводя взгляд на Люси Борджиа. – А другая добавила, что вы, мисс Борджиа – трехсотлетняя вампиресса с безупречной репутацией. Не говоря уж про вашу славу зонтичного фехтовальщика. Я счастлив нашему знакомству.

В этот самый момент сверху показался белый голубь. Он миновал «Гнутый грош», пронесся над «Томасом и Джереми» и уселся на вытянутую руку лорда Сидни.

Тот осторожно отсоединил от птичьей лапки привязанный к ней маленький бумажный рулон. «Голубиная почта, или просто гмейл, – заявил он с гордостью. – Мое последнее изобретение!». Потом развернул листок и прочитал. Затем извлек из-за уха карандаш, написал ответ на обратной стороне и снова привязал бумажку к лапке.

– Лети со всей мочи, Серебряный грош, – шепнул он в ухо голубю, прежде чем подбросить его в небо.

– А мы чем-нибудь можем быть вам полезны, лорд Сидни? – вежливо поинтересовалась Люси Борджиа.

– Вообще-то да.

Лорд Сидни Бредни запустил руку в карман своего сюртука и извлек из него стеклянную банку. С крышки свисал прикрепленный красной ленточкой конверт с надписью «Мэри-лебон», выполненной летучими буковками, похожими на паучьи лапки.

– Вы не могли бы передать вот это?

Мэрилебон звали Адину камеристку. Изначально она была горничной ее матери. Свое имя она получила от названия постоялого двора, куда ее подкинули с запиской, в которой утверждалось, что привезли ее аж из Боливии. И этим сведения, которыми Ада располагала о своей камеристке, практически исчерпывались. Девочка ее даже никогда не видела. Мэрилебон отличалась такой невероятной застенчивостью, что проводила все свое время в огромном стенном шкафу ее гардеробной комнаты, выходя из него лишь по ночам, пока Ада спала, чтобы оставить для нее новую одежду на пятнистом диване.