Лена Петсон - У Ромео нет сердца

Милый мой, любимый… где ты сейчас… чем занимаешься? Улыбаешься или грустишь? Прежде я никогда не испытывала ничего подобного, была слишком труслива: боялась, что ты разобьешь мне сердце, и потому уже заранее прощалась с тобой и тосковала. Похожа ли моя грусть на твою?

Теперь все изменилось, я уже не боюсь. Мечтаю о лучах солнца на наших лицах, о поцелуях под летним дождем, о твоих руках, осторожных и импульсивных. Где же ты? Похожи ли твои мечты на мои?

Вчера мне исполнилось восемнадцать. Праздник прошел как обычно. Ничем не примечательный дождливый ноябрьский день и торт со сливками. Уже сутки, как ничего не меняется. Дождь все так же моросит, а ветер терзает ветви деревьев. Остатки торта – на тарелке передо мной. Кончиком ложки я зачерпываю немного сливок и пишу: «Люблю». Я подтягиваю колени к подбородку. Табурет слишком мал для моего несуразного тела, онемение и холод в пояснице наступают практически сразу, а ноги постоянно норовят соскользнуть на пол – я едва держусь на весу.

Сейчас меня не волнуют ни собственные печали, ни чьи-то чужие заморочки. Пустота и боль. Дождь и ветер за забрызганным каплями окном. Я давно привыкла к мысли, что у меня есть только я. У меня нет друзей, только Маринка. Ну, и брат Димка, но о нем… я подумаю о нем потом.

Я сторонюсь одноклассников, поглощенных не столько собой, сколько внешним отражением себя – собственной крутостью на снимках селфи, бахвальством и «драмами» в якобы остроумных твитах. Маринка такая же, как и все они. Даже хуже, она гордая и излишне самоуверенная – и оттого ее одиночество еще болезненнее моего.

Почему я дружу с ней? Нет, не так. Почему она стала моей подругой? Кто, как не я, лучше всего оттенит ее яркую индивидуальность? Кто, как не я, лучше всего подчеркнет своей бледностью ее яркую красоту? Мы как блюз и хип-хоп, как янтарь и стразы, как туман и солнечный свет. Она – дочь режиссера и известной актрисы. Я – дитя инженеров. Она чувственная и эмоциональная. Я никто, я серость, я механизм. Мне запрещено клянчить и реветь, мне запрещено быть девочкой, мне можно только терпеть. Я люблю ее. Люблю Маринку – свою противоположность, свое второе «я»: несколько развязное и театральное. Понимаю, принимаю, люблю… и терплю.

До седьмого класса мы практически не общались. Она всегда входила в класс последней, уже после звонка, высокая и красивая. В каждой черточке ее лица, в гордо поднятой голове, в неспешной походке – во всем читалось: «А вот и я, аплодисментов не нужно». Мальчики Маринки сторонились, страдая от ощущения собственной неполноценности, которое внушала им ее величественная, холодная красота. Девочки ненавидели открыто и так сильно, как можно ненавидеть свою мечту, зная о том, что ей никогда не суждено сбыться. С появлением в школе ее старшего брата эта ненависть усилилась в тысячу раз.

В первый раз я увидела Марка чуть более четырех лет назад, первого сентября. Он проплыл мимо меня на велосипеде, его белая рубашка развевалась на ветру – и я живо представила, что это мой принц мчит ко мне под белым парусом. Конечно же, мы должны были столкнуться. Парусник собьет меня с ног, и принц поможет подняться. Наши взгляды встретятся, и мы непременно будем хохотать минут пять, прежде чем узнаем имена друг друга. Но… прошла пара минут, мой «герой» вновь возник передо мной, теперь он ехал в обратную сторону: я слышала его смех и видела его взгляд, полный любви. Только смотрел он не на меня. Вместе с ним ехала девушка. Она была милой. Слишком милой. И в тот момент я впервые узнала, каково это, когда щемит внутри…

Марк был чрезмерно красивым, временами чересчур отстраненным, однако его холодная красота располагала к себе. Он был из тех, кого невозможно не заметить и невозможно забыть. Он обладал внешностью Гамлета: открытым, грустным лицом, в выражении которого читалось что-то мятежное и загадочное, что мне, как девушке романтически настроенной, очень нравилось. Практически сразу после его появления в школе все мои одноклассницы стали мечтать о том, чтобы покорить этот Эверест. Высокий и неприступный.

Вот только у Марка уже была муза, и он смотрел лишь на нее – милую блондинку из десятого класса. Вне школы Лиза всегда носила светлые длинные платья, в которых выглядела, словно барышня из дворянского гнезда. Ей не хватало только широкополой шляпы, украшенной бутонами роз, но я сама мысленно водружала эту шляпу на ее миниатюрную голову. Так моя боль становилась сильней.