Елена Нестерина - Поцелуй принца

– Да чё я – больной, что ли? – отмахиваясь от Жужи, произнёс Димка. – Я артистом быть не хочу. Позориться только.

Остальные говорили примерно то же самое – или ссылались на занятость в спортивных секциях, особую стеснительность или на свои непрезентабельные внешние данные (тут уж все явно прибеднялись – но чего не сделаешь ради свободы?). И ни один обормот не хотел проявить себя рыцарем, чтобы спасти гибнущий во цвете пышный талант артистки Натальи Кривцовой и дать ему возможность проявить себя на театральных подмостках…

Жужа и Наташа даже до ребят из других классов добрались, даже младшеклассников за воротники прямо в коридоре хватали – но всё без толку.

– Неужели в нашей школе ни одного артиста нет? – недоумевала Кривцова, готовая заплакать.

– Те ребята, которые хотели на сцене позориться, давно уже в этом театре, – резонно заметила Жужа.

Ей было жалко Кривцову – уж что-что, а расстраивалась она по-настоящему. Видно, очень хотела в артистки.

А мечты у людей должны исполняться – считала Жужа…

Что ж это за пацаны-то такие? И правда, Наташка говорит, дикие. Стёпку бы попросить – он-то сам артист, он не дикий. Стёпка бы помог обязательно. Но он в кружок записаться не сможет – потому что уже и так занят по самую маковку.

Жуже, когда она об этом вспомнила, даже стыдно стало: за все это время она ни разу даже не удосужилась прийти посмотреть, как Степан играет. Он ведь приглашал, а Жужа как-то игнорировала этот вид искусства, её больше изобразительные формы интересовали. В кино да, в кино и в сериалах она Стёпку с удовольствием посмотрела – не отходя далеко от компьютера… К тому же сейчас Стёпка уехал куда-то, кажется, опять сниматься.

Всё это она вспомнила, размышляя над Наташкиной проблемой.

А азарт уже захватывал Жужу: загоревшись какой-то идеей, она не могла остановиться, пока не воплощала её в жизнь. И чем больше трудностей и препятствий возникало – тем интереснее Жуже было!

Кривцову обязательно возьмут в театральный кружок! Да! Потому что…

– Всё, Наташка. Я придумала, что надо будет сделать! – уверенно заявила она. – Кружок твой каждый день работает?

– Да. Кроме воскресенья и понедельника, – голосом умирающего лебедя прошелестела Наташка. Она тоже поняла, что Жуже пришла в голову какая-то особенная идея.

Жужа тоже понимала, кем именно сейчас пытается прикинуться Наташка и тем самым вызвать жалость и ещё сильнее закрепить результат (как-никак, всю жизнь в одном подъезде прожили и в одном классе проучились).

– Так. А завтра четверг, – не реагируя на умирание Кривцовой, деловито сказала она. – Ну, вот завтра ты и пойдёшь записываться в свой кружок с одним приятным молодым человеком.

– Ой!

– Да. Заходи ко мне завтра после уроков. Я всё устрою. А до этого – не трогай меня. Поняла, Наташка?

Придя в этот день после школы домой, Наталья Кривцова – будущая прима Больших и Малых императорских театров, увидела в окно, как Жужа вышла из подъезда и деловитой походкой куда-то направилась. Надежда шустрым попугайчиком запрыгала у Натальи в сердце: получится, обязательно получится, Жужа всё придумает наилучшим образом! У неё ведь такая фантазия. Так что ей, Наташеньке, обязательно повезёт!

Когда Жужа вернулась, Наташенька уже не видела. Но на следующий день, которого она ждала с таким нетерпением, Жужа как ни в чём не бывало пришла в школу. Наташка её, как та и просила, не трогала – и вопросами не донимала, и отгоняла всех, кто пытался с Жужей пообщаться. Она бы и учителей от подруги отогнала, если бы это было в её силах. Но вот этого как раз не удалось: на русском языке Жужищу всё-таки спросили, поставили двойку. Чего та, кажется, почти даже не заметила.

Хотя после урока русского языка взяла и ушла из школы.

– Обиделась на двойку, – прокомментировал Жужин внезапный отлёт Бушуев – её сосед по парте. За время принудительного сидения вместе он неплохо, как ему казалось, изучил поведение своей странной соседки.

Наталья, услышав это, согласилась с ним.

Да, вот такие они, художники, внезапные…

И вот перед Викторией Кирилловной предстали одетая ещё красивее и наряднее, чем накануне, Наталья. И её спутник Евгений – парнишка лет двенадцати с короткой гопниковской стрижкой и ненавязчивым синячком под глазом, который, однако, придавал ему застенчивой мужественности.

Одет Наташкин сопровождающий был в безумный балахон с нарисованной по центру разъярённой зубастой черепушкой, драную жилетку со множеством железяк и булавок; в его широченные штаны-гармонь можно было запросто засунуть ещё парочку таких же, как он, – причём в каждую штанину. Задорных носов его тяжёлых ботинок «Камелот» из-под этих широких штанин было почти не видно, потому что в свободном полёте они падали на землю и мели её при каждом шаге Евгения.