Никита Марзан - Летят белокрылые чайки

Они ополоснули руки под стареньким рукомойником. Отец взял большой нож, Славка надела передник, и работа закипела.

Акимов сидел в своем кабинете и кормил с руки летучую мышь. Летучих мышей на побережье было немного, они залетали сюда из городского парка. Девчонки визжали и бежали прятаться в отрядные домики. А пацаны, напротив, тут же начинали на летунов охоту из травматики. Сколько раз Акимов просил родителей не давать детям мобильники и травматику. Как об стену горох. Не пьют, не курят – ну и слава Богу.

– Ты человек старой эпохи, – внушала Акимову Авдотья, – сейчас мобильники грудным детям вешают. Называется «радионяня», слышал?

– Нет, – честно говорил Акимов.

– Вот и не стой на пути прогресса, – сказала Авдотья, унося пустую посуду на кухню.

Акимов и не стоял. Ну, стреляют по летучим мышам – пусть стреляют. Но когда утром на дорожке лагеря он обнаружил летучую мышь с перебитыми травматической пулей крыльями, выругался, как в молодости на службе. Поднял мышь и унес к себе в кабинет, от смерти спасать. И спас. Мышь стала ручной. Акимов звал ее Юнгой.

– Вчера телефонограмму опять отправил, – жаловался Юнге Акимов, – у всех гипсовых горнистов руки отваливаются. Дайте раствор, я сам замажу. У меня денег нет. Я на свою зарплату флаг для лагеря купил и десять энергосберегающих лампочек. И больше у меня ни копейки, Юнга.

Юнга недовольно пискнул.

– Правильно, – согласился Акимов, – ты хотя и мышь, а понимаешь. Иди, я тебе печенья дам.

Утро было радостным. Славка проснулась и посмотрела на потолок. Над кроватью она нарисовала море, и в зависимости от освещения комнаты оно было то солнечным, то пасмурным. Сегодня море было прозрачным до светлого песчаного дна, где темнели спинки морских карасей – ласкирей.

Славка побродила взглядом по морской поверхности и вспомнила, что у нее закончился ультрамарин. Надо бежать в магазин.

Походы в художественный салон Славка обожала. Она бродила между этюдниками и мольбертами, украдкой касалась холстов, вдыхала запах красок и была счастлива, что этот мир придумал живопись. Иногда она слушала разговоры зашедших в магазин художников. Они говорили о выставках, натурах и иногда о своих женах. Славку удивляло, что среди заходивших художников не было женщин. Славка попробовала представить себя взрослой художницей, окруженной толпой поклонников. Все они будут восхищаться Славкой и говорить, что женщина-художница – это большая редкость.

– Девочка, тебе чего? – прервала мечтания Славки продавщица.

– Ультрамарин, – торопливо сказала Славка.

– Акварель?

– Нет, масло.

Выйдя из магазина, Славка купила мороженое и присела на скамейку. Она грызла сладкий вафельный стаканчик и разглядывала людей, идущих по бульвару. И они не знали, что в детском центре искусств, совсем рядом от бульвара, висят три Славкиных картины. Одну из картин обещали отправить в Москву, на выставку детского творчества. На ней изображено полуденное море, пустой весенний пляж и домик спасателя с одинокой фигуркой на крылечке. Славка подумала и решила зайти в центр. Может, есть новые отзывы?

В большом светлом зале, где висели картины молодых художников, работали две сотрудницы центра в зеленых передниках с карманами. Они снимали старые работы и вешали новые. Славка ревниво и незаметно наблюдала в отдалении. Нет, ее картины не тронули, оставили на месте. Славка с облегчением перевела дух и прислушалась к разговору женщин.

– Ты посмотри, Людка, какая тут красота, – одна из сотрудниц повернулась с картиной к подруге.

– Ага, Натка, – восхищенно сказала Людка, – просто чудо какое-то. Наш кружковец?

– Не-а, – протянула Натка. – Сегодня иду по бульвару и вижу: у фонтанчика мужичок картину продает. Пьяный в дым. Я как картину увидела – застыла. Куплю! Сколько, спрашиваю? А он – две бутылки водки. Я стою, размышляю – краденая или нет? А он понял, о чем я. Не волнуйся, мол, это моя собственность. Сам, что ли, рисуешь, спрашиваю. А он – сынок у меня, Герка, от рождения чокнутый. Малюет с утра до вечера. А люди берут. Тебе надо – бери. Я и взяла. Не могла не взять такую прелесть.

– И правда, – согласилась Людка, – я такой красоты тут не видела, не в обиду нашим сказано.

– А алкаш и говорит, – продолжила Натка, – надо еще – приходи сама, вон моя трехэтажка, двадцатая квартира.

– Двадцатая квартира, – машинально запомнила Славка.

– Я обязательно еще возьму, – сказала Натка, – вот только ремонт в квартире закончу. А эту пока тут повешу, среди наших.