Ксения Пашкова - Ник и Ясмина

– Под регрессией вы понимаете мою новую попытку выброситься из окна?

– Да, именно это я и имею в виду. Мне приятно, что вы меня так внимательно слушаете, – отвечает Антон с совершенно непроницаемым лицом.

– Судя по вашему хладнокровию, вы достаточно насмотрелись на таких, как я.

– Допустим, – он даже не моргает.

– И чем обычно все заканчивается?

– Все люди заканчивают одинаково, Никита.

– Не называйте меня так, – я непроизвольно морщусь, – просто Ник.

– Хорошо, Ник, тогда я просто Антон и предлагаю перейти на «ты».

– Понял, это такой прием. Сейчас по записанному в вашем блокноте плану мы проходим стадию сближения.

– Правильно. А что, по-твоему, будет дальше?

– Дальше я рассказываю, что на меня нашло в тот вечер. Вы в ответ качаете головой, говорите мне несколько приятных и мотивационных слов. Я искренне благодарю вас за помощь, мы обнимаемся и расстаемся.

– А затем ты приходишь домой и завершаешь начатое, – он произносит это настолько холодно и отстраненно, что мне хочется чем-то укрыться от его стального взгляда.

– Ты грубый.

– А ты не такой проницательный, каким хочешь казаться.

– Ага, как же, – я фыркаю и отворачиваюсь, только бы не смотреть на его самоуверенную рожу.

– Думаю, ты и сам не понимаешь, что на тебя нашло в тот вечер. Ты умный парень, Ник. Если бы мог, ты бы решил этот вопрос иначе. Не довел бы себя до такого состояния, не подверг бы собственную жизнь опасности, – Антон поджимает губы. – Но мы оба видим: что-то пошло не так, и ты не смог с этим справиться. Думаю, все еще не можешь.

Я молчу, у меня не находится ни единой колкости, ничего из того, чем можно парировать. Все-таки существуют фразы, окончательно вбивающие гвозди в крышку приоткрытого гроба. Он отправляет меня в нокаут, и я вполне согласен с собственным поражением. Я потерял абсолютно все, не за что больше бороться. Единственное занятие, которое приносило радость, привело меня сюда. И ничего другого, ради чего стоило бы извиваться и сбивать руки в кровь, в моей жизни нет. Пусть меня закроют крышкой, я готов безропотно лежать здесь и дальше.

– Не хочешь рассказать, о чем ты сейчас задумался? – тихо интересуется Антон, вырывая меня из забвения, в котором я мысленно лежу глубоко под землей в деревянном гробу.

«Будь честным!» – неожиданно всплывает в моей голове. Она так отчаянно просила меня быть открытым. Я судорожно сглатываю образовавшийся в горле комок и тяжело вздыхаю. Так и быть, Лу, твоя взяла.

– Думаю о том, что мое любимое хобби чуть не лишило меня жизни. Может, ты расскажешь, как так вышло? Потому что лично я ни хрена не понимаю.

– Видишь ли, твое увлечение здесь ни при чем, – его уверенный тон меня раздражает, но любопытно узнать, что он скажет дальше. – Проблема в твоей самоидентификации.

– В моей чем? – я делаю вид, что понятия не имею, о чем он толкует, но Антон выгибает дугой бровь и предпочитает оставить мой вопрос без ответа.

– Творчество, Ник. Оно играет важную роль в осмыслении и определении личности. Знаешь ли ты, что человек считается человеком, когда осознает свою идентичность в разных сферах?

– Я думал, что человек считается человеком, если родился человеком, а не собакой или голубем, – мне кажется, что он вот-вот хлопнет себя ладонью по лицу и закатит глаза, но Антон хорошо держится.

– Лишь с биологической точки зрения, – спокойно парирует он.

– Какое все это имеет отношение ко мне? Творческим я никогда не был.

– Но твой канал, – я прерываю его.

– Моего канала больше нет.

– И все же, – не унимается надоедливый психотерапевт, – ты долгое время отдавал себя этому увлечению. В какой-то момент оно стало своего рода работой, не так ли?

– Это стало петлей на моей шее, которую хотелось сбросить. Что я, собственно, и сделал.

– Да, хорошо, наверное, было освободиться от такой ответственности.

– Ага, – киваю я, надеясь, что мы вот-вот закроем эту тему, но он неожиданно продолжает.

– Но что произошло, когда ты избавился от этой петли? – он, словно подводит меня к какому-то страшному осознанию, и мне определенно не хочется продолжать наш разговор.

– Думаю, на сегодня хватит, – я спрыгиваю с кушетки и спешно направляюсь в сторону двери. Мне думается, что Антон сейчас подскочит к двери и преградит мне путь, но он остается на месте и кажется совершенно равнодушным.

А потом он произносит то, в чем я все это время боялся признаться. Спокойно, без всякого надрыва, лишь несколько слов, но этого хватает, чтобы я рухнул на колени прямо на пороге его кабинета.