Ксения Пашкова: Лунара

Мама рассказывала, что в ясную зимнюю ночь моего рождения светила полная луна молочно-белого цвета. Все присутствующие в тот день решили, что именно она, такая величественная и в то же время совершенно волшебная, помогла мне появиться на свет. Родители поверили в столь явный небесный знак и назвали ребенка Лунарой. Папа как-то сказал, что растение-талисман моего имени – тысячелистник, но я понятия не имею, что это значит.

Не из-за имени, конечно, но с семьей общение не клеится. Отношения должны строиться по подобию дома: кирпичик доверия смазывается раствором заботы, а к нему впритык кладется кирпичик уважения, смазанный раствором любви. В строительстве никто из нас не разбирается и, видимо, поэтому все рушится.

– Лу, ты спишь? – крчит мама из коридора, где собирается на работу.

Хотелось бы мне сказать, что никто и ни за что на свете не догадается, чем она занимается. Но, нет. У нее на лице написано: заведующая кафедрой уголовного права.

– После такого крика никто из живущих в этом доме теперь не спит, мам.

– Тогда пусть платят мне за работу будильником, – она заходит ко мне в комнату вся при параде: строгий брючный костюм, собранные в тугой высокий хвост на макушке волосы и идеальный нюдовый макияж, подчеркивающий ее темные глаза. – Вставай, отец подвезет тебя. Ему по пути.

А затем на прощание она целует меня в щеку, чего не случалось уже несколько лет.

Завтракать у нас не принято. Еще в детстве я сильно удивилась, когда узнала, что в других семьях по утрам жарят яичницу, варят овсяную или манную кашу, делают бутерброды с сыром и колбасой. О том, что мы так не делаем, в разговорах лучше не упоминать, а не то назовут чудачкой.

Красить волосы в темный цвет я начала еще в пятнадцать. Моя подруга Ясмина при нашем знакомстве на первом курсе отметила, что они идеально сочетаются с карими глазами, подчеркивают их, добавляют выразительности взгляду. До поступления в институт такие выражения лежали на скамейке запасных в моем словарном запасе, но затем появилась Ясмина. Наверное, необычные имена помогли нам сблизиться, и мы стали приятельницами. Она окончательно и бесповоротно помешана на косметике, а я ее подопытная крольчиха.

В школе я одевалась довольно скромно, но после поступления в институт начала носить клетчатые короткие юбки и блузки разных цветов. Папа не одобряет мою повседневную одежду и при каждом удобном случае громко цокает, будто желает пугнуть, как лесного зверька. Он владеет небольшим кафе в центре города и постоянно рассказывает, как важно оставаться строгим, не давать слабину подчиненным. Честно признаться, мне никогда не хотелось оказаться на их месте.

– Долго еще? – папа стоит у входной двери и крутит в руке ключи от машины, нашего старенького форда.

– Иду.

– Я слышал это пять минут назад, – в его голосе появляется раздражение.

– Мне нужно время, чтобы дойти.

– Лу! – к раздражению добавляется нетерпение, вот-вот рванет.

– А вот и я, – феерично вылетив из комнаты, я буквально на лету запрыгиваю в балетки, стоящие у двери.

Если мы никуда не спешим, то спускаемся с шестого этажа по лестнице. С лифтом-убийцей лучше не встречаться, но сегодня как раз тот день, когда мы даем ему еще один шанс нас прикончить. Перед приземлением кабинку трясет, отец в этот момент сосредоточенно смотрит в одну точку, а я перестаю дышать.

– Начинаю думать, что иногда лучше опоздать, чем прокатиться на нем хоть еще один раз, – говорит папа уже в машине.

Мы не разговариваем по дороге, а громкая музыка отлично скрывает гнетущее молчание. В прошлом году во время одной из таких поездок мы поругались и попали в небольшую аварию. Я сидела на заднем сидении, родители – спереди. Подходил к концу первый год обучения, и у меня появилось стойкое ощущение совершенной ошибки. Как если бы я переехала на велосипеде кота и скрылась с места преступления. Мерзкое чувство распирало и изводило изнутри. Родители в тот день заехали за мной после занятий, все из себя радостные, словно вернулись в свои студенческие годы. Внутри меня уже сидел тикающий механизм, и в тот момент настал его звездный час: я на всю машину закричала, как сильно они не правы, как многого не знают, раз решили, что эта профессия мне подходит. Последовал шквал обвинений: «Разве это был наш выбор?», «Мы никогда не решали за тебя!», «Мы тебя ни к чему не принуждали!», – и все это правда.