Юлиана Гиндуллина - Горько-сладкий

– Мам, ты такая смешная. Давай я принесу тебе штанишки. Как ты вообще носишь эти штуки? Они неудобные.

Грим ущипнул маму за ногу, от чего она охнула.

– Они даже не защищают тебя!

– Да, Грим, это для тепла. К тому же, у меня есть защитник – это ты. У тебя такие пальцы сильные. Прямо больно ущипнул.

– А у Миры были сегодня розовые штуки.

– Ты имеешь ввиду колготки розовые? Да, они бывают разных цветов. Надеюсь, ты видел только колготки, – вздохнула Фила. Она поймала виноватый взгляд Грима. – Или ты мне не договариваешь, волчонок?

– Я еще поцеловал ее, как взрослый.

– Эх, ты, Грим, так нельзя делать! Балда, – рассмеялась Фила. Она легла на диван и продолжила смеяться, задрав кверху ноги. Палец, торчащий из дырки колготок, еще больше заставил ее улыбаться. Грим последовал примеру матери и лег рядом с ней.

– Зато тебе весело.

– Тебя надо наказать.

Она начала щекотать мальчика и ерошить ему волосы. Фила так любила черные кудри Грима, но старалась больно не проявлять ласки, чтоб воспитать настоящего мужчину, а не нюню. Иногда женщина замирала и долго смотрела на сына. На то, как он двигался, что говорил. Ей казалось, иногда она перебарщивала с холодом и строгостью. В такие моменты в ней просыпался другой человек, и она кардинально менялась. Филадельфия чувствовала, как каталась на американских горках в самом страшном парке аттракционов. У низа горок – беспредельная нежность, взрывающееся веселье или бесконечные поцелуи, на пике – строгий голос, постоянные замечания, упреки, часто крик, реже ремень. Филадельфия не могла определиться, какую точку ей выбрать.

Именно сейчас вагончик спустился вниз, в тихое место, в обитель ласки и добра. Здесь нет потрясений. Определенно, Филе нравилась эта станция больше всего. Она знала, что находится на своем, самом важном месте. Женщина не хотела смотреть на руку Грима, покрытую маленькими синяками. Ведь это она сильно держала его, впиваясь сильными пальцами в нежную кожу мальчика, когда увидела, что он кидал камнями в бездомного кота. Малейший пустяк – она уже срывалась на него, рычала сквозь зубы. На его плач Филадельфия не реагировала и будто в диком трансе заставляла его плакать.

Она пользовалась ремнем всего два раза. В первый – Грим плакал весь день напролет, не собираясь объяснять причину. Словно его заколдовали, и он заставлял себя выпускать зловещие соленые струи из глаз. Грим так и не поделился горем с мамой, но зато получил шлепок по пятой точке и через мгновение перестал рыдать.

Во второй раз причина была ясна, как день. Грим разрисовал красками одежду подруги матери. Безжалостно. При этом он не хотел извиняться за проступок, Грим молчал, а затем показал подруге язык и убежал. Филадельфия не могла справиться с гневом. Казалось бы, пустяки, но такие раздражительные. Ей чудилось, еще чуть-чуть и она упустит его, потеряет. Она хотела держать ситуацию под контролем, ведь так редко могла уделить внимание сыну. Грим должен бояться матери. В этом ее авторитет. «А что будет, если он попробует наркотики? До этого просто не должно дойти, если он будет в ежовых рукавицах, будет бояться обидеть или разочаровать меня» – так считала Фила. После каждой взбучки Грим шелково разговаривал с мамой, будто вся обида начисто стиралась из памяти. Может, это фишка у маленьких детей? Сразу забывать горечи.

Филадельфия надела домашнее трико, которое принес Грим, а колготки выкинула в мусорный ящик, хоть сын и хотел смотреть на ее забавный «палец из дырки», и ему жалко «штанишки».

Грим просил ее сесть на пол и облокотиться спиной о диван. Мальчик любил играть с густыми волосами матери и даже пытался заплести косу. Он видел такие прически у девочек из садика, особенно у Миры. Мира… Она ведь его жена. Завтра он подарит ей вкуснейшие шоколадки и может, дернет за косичку.

На улице окончательно стемнело. Только свет от телевизора освещал комнату. Стиральная машинка в ванной продолжала мерно шуметь. Звук аппарата нравился Гриму. Он успокаивал, гипнотизировал, создавал иллюзию уюта. Мальчик продолжает расчесывать густые волосы матери, пытаясь вникнуть в суть фильма по телевизору. Столько непонятных слов. «Непревзойденный», «Бижутерия», «Комфортабельность». Как это произнести?

– Грим, мальчик мой, давай я лягу спать. Ты уже наигрался моими волосами. Пора спать, малыш.

Грим быстро спрыгнул с дивана, освободив маме место. Фила легла и моментально заснула. Работа выматывала морально и физически. Приходилось делать абсолютно все. Почему так сложно? Отец Грима бросил их сразу, как узнал о беременности. Все просили делать ее аборт, но она хотела иметь что-то свое в таком чужом мире. Больше отец Грима никогда не появлялся в их жизни и не появится. Мальчик знал одно о нем: в отца у него вьющиеся волосы.