Михаил Деревянко - Первая Одиссея

© Деревянко М.А., 2016

© Орловский П.В., Оформление, 2021

© ООО «Буквица», 2021

Лаэрт, Итаки царь, стоял на берегу высоком и на закат смотрел морской, на посох изукрашенный опёршись руками скрещенными, а на руках, могучих и больших, покоилась седая длинная густая борода. Он веки низко опустил то ли от солнечных лучей, то ли от дум глубоких. Пришла весть накануне от Тиндарея, спартанского царя. Со всей Эллады созывал он знатных женихов, желающих посвататься за дочь его прекрасную Елену. О красоте её певцы давно слагали гимны. Прославленный герой Тесей похитил её юной и был с ней счастлив, пока Кастор и Полидевк, домой сестру родную не вернули. Был в Спарту зван и Одиссей, единственный Лаэрта сын. Почётно в жёны взять дочь Громовержца и в будущем царём стать Спарты. Сам Тиндарей гордился тем, что родилась Елена из яйца, снесенное богиней Немезидой, которое она от Зевса понесла. Супруга Тиндарея Леда нашла яйцо, и дочь богов они удочерили, а скорлупа лежит на площади перед дворцом, и каждый может ею восхититься. Напрасно мелят злые языки, что страусы несут не меньше яйца. Достоин ли Елены Одиссей? Какие хитрые плетенья готовят мойры для него? Не зря коварных мойр боятся сами боги. Там тридцать женихов, царей, героев! Один могучее другого. Один Патрокл чего лишь стоит! А два Аякса! Грозный Менелай! Уж своего он не упустит. Его поддержит брат Агамемнон, женатый на сестре Елены Клитемнестре. Опасные соперники они. Не стал бы жертвой Одиссей их замыслов? И все же поразмыслив, Лаэрт сообразил, что зря тревожится. В любом сраженье мудрость побеждает, а не сила. Умом с избытком наделили боги Одиссея. Он с юных лет такую проявлял смекалку, что в восхищенье приводил родителей и старцев умудрённых. Нет, не случайно говорят, что Одиссей рождён от бога, и стать ему героем суждено. Тогда напрасно он, Лаэрт, о будущем печётся Одиссея. Его и боги не оставят без вниманья. А нужно поразмыслить о будущем правителе Итаки. Единственный наследник может навсегда покинуть остров, а тогда, кто будет царствовать? Кто примет власть из рук слабеющих Лаэрта?

– Отец!

Так близко голос Одиссея прозвучал, что вдруг почудилось Лаэрту, как будто сын подслушал его мысли.

– Я помешал тебе?

Царь в бороду незримо улыбнулся:

– Тебя всегда я видеть рад.

– Ты чем-то озабочен?

Навершьем посоха, изображавшим голову царя зверей, Лаэрт на запад указал, где солнце в море погружалось:

– Смотри, день умирает. И наша жизнь угаснет также.

– Да, жизнь людей подобна дню, а жизнь богов, как море, бесконечна. И ночью в полной темноте грохочут волны, как грозное дыханье Посейдона.

Отец и сын залюбовались перламутром волн блестящих, играющих в лучах, от солнца исходящих. Вздохнув, сказал Лаэрт:

– Но мы не боги и возрождаемся в потомках, как новый день, похожий, но иной.

– И море каждый день иное, – продолжил Одиссей, – но все же вечно и едино.

– Так наш и род, идущий от богов. Продолжить мы должны его.

– Ты думаешь, что мне пора жениться?

– Не знаю я, но уж тридцать женихов приглашены посвататься за дочку Тиндарея. Ты в их числе…

– Елена избирает мужа!? Отец, так что же ты молчишь? Позволь немедля в Спарту мне отбыть.

– Я так и знал, и ты туда же, – развёл Лаэрт руками огорчённо. – Я думал, ты мудрее.

– Прекрасней женщины нет, не было и никогда не будет. Владеть Еленой! Нет счастья большего для мужа.

– И в очередь готов ты стать за нею? Так знай, что будешь ты в хвосте последним!

– Конец хвоста приходит часто первым.

– И то, что ей владел Тесей, тебя нисколько не смущает?

– Так говорят клеветники, но красота всегда чиста, как солнце.

– Еще не видел ты её, а уж влюблён по уши. А вдруг она тебе не пара? Молва создаст красотку даже из уродки.

– Ты прав, отец, но сам я лично должен в этом убедиться.

– И так понятно: она почти богиня, а ты бедняк из захолустья. Что общего меж вами? Что делать ей в Итаке, вдали от роскоши и от Олимпа? Пасти овец? Итака нам лишь мила.

– Отец, я Тендареем приглашен, и если не приеду, то скажут все, что так зазнался Одиссей, что брезгует Еленой. Пойдёт дурная слава. А как сильна молва, ты знаешь сам.

Лаэрт беспомощно развёл руками:

– Ах, сын премудрый мой. Отца ты превзошёл. Мне больше нечего сказать, чтоб удержать тебя в родной Итаке.

– Клянусь я Фебом, что вернусь, с Еленой иль один! Всего на свете мне милей отчизна.