Игорь Шляпка - Вкусняшки

Так вместе и жили. Добрая девушка Валя и спасённый воробушек Андрюша.

Борщ показался Васе Клюковкину не солёным. Он рассердился на жену да ка-а-ак… метнёт глазами молнии! Молнии грохнулись на пол и подожгли половик. Тот вспыхнул, будто пионерский костёр. Валя, жена Васи, схватила тарелку Васиного борща, вылила на пол и потушила огонь. А Вася остался без обеда. Вот так. Не надо привередничать.

Ну, что ни говори, а Васи бывают разные. Случаются привередливые, а случаются и коты. Кот-Вася, например, влюбился в мышь. Целыми днями сидел возле её норы, притаскивал сыр и корочки ржаного хлеба, а по вечерам мурлыкал вальсы Мендельсона. Но мышь была глупая и сердечных порывов не поняла. Не откликнулась на ухаживания. Тогда Вася отчаялся, и его увела какая-то вертихвостка. А мышь осталась старой девой. Судьба…

На полке сидела глиняная ворона, глядела в окно и завидовала своим живым подружкам. Те летали в небе и каркали. А глиняная ворона каркать не умела. У неё рот не открывался. Тогда она научилась каркать про себя. Молча. Но так красиво, так мелодично, как ни одна живая птичка никогда бы не смогла. И если бы хоть разок те вороны, что за окном, услыхали её волшебное пение, то сдохли бы от зависти. Это точно.

Ася Ложкина знать не знала, кто такие колобашки. И думала, что это крохотные колобки, которые испеклись в сказке, а теперь сбежали и носятся по лесу с криками: «Мы от бабушки ушли, мы от дедушки ушли…». Но так она думала только по субботам, а по вторникам колобашки казались ей пушистыми котятами. Они ложились на макушку и тихо-сладко мурлыкали. И не переставали, даже если она наливала им полную миску молока. Самые крутые колобашки появлялись в четверг. Эти пахли розовым клевером и мятой, а на вид были как пампушки.

Кто такие пампушки, Ася тоже не знала, но её это совершенно не беспокоило.

Кукушка сидела на ветке, а мимо как раз шёл добрый молодец Андрейка Полушкин. Увидал он птицу и спрашивает: «Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось?»

Глянула кукушка на Андрейку и аж сердечко у неё заколотилось часто-часто, до того ей парень понравился. И стала она куковать. Любуется на молодца и кукует-кукует-кукует…

Андрейка Полушкин считал, считал, да со счёта сбился. Махнул рукой и ушёл.

Тут птица слетела с ветки, ударилась оземь и превратилась в девицу невиданной красы по имени Фрося. Вздохнула Фрося, глядя вслед доброму молодцу и прошептала: «Эх, Андрейка, Андрейка, видно не для тебя моя вечная любовь». И тихонько заплакала.

Как-то раз взяли Фёдора Метёлкина в дворники. А он был человек правильный, дисциплинированный, но увлекающийся. До того чисто двор подмёл, что ни одного листика, ни одной соринки, ни одной пылинки не осталось. Понравилось Фёдору Степановичу; взялся он за улицу и вымел дочиста. Вместе со всеми переулками. Потом весь город почистил. Отдохнул минутку и за лес с полем взялся. И там чистота! Ну, и пошло-поехало…

Остановили Фёдора только на берегу моря. Сказали, так, мол, и так, спасибо, хватит. Дали ему отпуск, почётную грамоту и путёвку в санаторий.

Поехал он, Фёдор этот, представляете, и санаторий вымел.

– Вот и уходи!

И дождь пошёл, пошёл, пошёл, побежал, запнулся, упал на крышу, скатился по черепице, а потом шлёпнулся прямо на асфальт. Горько всхлипнул и подумал: «Вот за что мне всё это?»

А туча сверкала глазами и возмущённо гремела: «Ещё раз с Нинкой увижу, домой не пущу!»

В это время Нинка сидела у окошка, глядела на мокрую дорогу и вздыхала: «Проклятье! Надо картошку копать, а все грядки развезло».

– Ой, уж помалкивала бы, – морщилась одна, поправляя сломанное пенсне. – Твоя не нашла ничего лучше, как под паровоз броситься.

Вторая горячо возражала:

– Да она честно поступила! А твоя только и может, что масло разливать, да других под трамвай…

– Ой, девочки, не ссорьтесь, – третья махала кружевными страницами, – ведь не каждой достаются муж-король и верные мушкетёры.

– Да отстань ты со своим Бэкингемом! – огрызалась четвёртая, дожёвывая пельмень, – моя б всех ваших на плаху – хрясь! – и дело с концом.

– Петипа на вас нет, честное слово, – томно вздыхала пятая.

Анна Родионовна проработала в библиотеке всю свою жизнь, но ничего подобного никогда не слыхала.