Галина Остапенко - Наши дети

Леночка провинилась. Я сказала, что не буду включать телевизор, где должна идти «АБВГДей-ка», которую она очень любит. Она помолчала и говорит: «Ты для себя включи, ладно? А я рядом с тобой буду сидеть». На улице, на верёвке висит выстиранное бельё, среди которого брюки и рубашки. Идём мимо. Ветрено бельё колышется, дочь говорит: «Смотри, мама, нам бельё машет ручками и ножками, «здравствуйте, говорит». «Леночка», говорю, «Нельзя обижать маму, надо беречь друг друга». «Ладно, я теперь всегда буду беречь друг друга». «Мама, давай поврём немножко!». «Ты зачем меня умываешь мокрыми руками!» Увидела рыбью чешую и говорит: «От рыбы листочки оторвались».

Гуляем. «Мамочка, ты меня любишь?». «Конечно, люблю, доченька. А особенно, когда ты слушаешься». «А я сейчас иду и тебя всё слушаюсь, слушаюсь, слушаюсь». «Папа, я сейчас буду играть и меня не надо творожить (тревожить)». Идём из садика. Мимо нас на мотоцикле проезжает мужчина с лысиной. Лена с удивлением: «У дяди на макушке лоб вырос». Впервые обратила внимание на ночное небо и очень удивилась, увидев его всё в звёздах. «Мамочка, что это?! Я не успеваю открыть рот, чтобы ответить, как она меня опережает: «А, это от лампочек отсвечивает», и тут же поправляет себя, «Нет, это оно, наверное, запылилось».

Просит почитать сказку про жареную птицу. Говорю, что не знаю такую сказку, никогда не слышала о ней. «Ты мне читала, как Иванушка нашёл перо жареной птицы. Оно очень яркое, как солнышко». И тут до меня доходит, что это сказка «Конёк-горбунок». «Но это не жареная птица. Это Жарптица, потому что свет от неё такой яркий, как от огня. А огонь горячий, жаркий. Поэтому птицу так назвали Жарптица». Вроде поняла. «Что это на палках?», спрашивает дочь, увидев скворечники. Я объясняю, что это специальные домики для птиц. «А где они сейчас?» Объясняю, что большинство птиц, когда у нас начинается зима, улетают на юг, где тепло. Лена задумалась, помолчала некоторое время, а потом рассудила: «Вот была бы у них большая жена, затопила бы печку. Тогда бы они не улетели от нас на юг».

Я ползу по полу, потом встаю на ноги. Широко расставляю их и иду увереннее. На моем пути попадается что-то темное и мягкое. Я на нем с удовольствием растягиваюсь на спине и поднимаю кверху ноги. Мама увидела меня и взяла на руки. Мне хорошо у нее на руках: удобно и уютно. Мама дает мне в руки что-то красивое: «На, говорит она, поиграй с ложкой». Так вот что это такое, ложка, оказывается. Она очень яркая. Длинная красная ручка заканчивается лопаточкой. На ней нарисованы золотые цветочки. Мне она нравится. Хочу на пол. Я размахиваюсь и изо всех сил стучу по полу – тук–тук– тук! Какой громкий звук! Я подхожу к двери и с удовольствием делаю тук – тук – тук! Взрослые морщатся и зажимают уши. Неужели им не нравиться моя музыка – тук – тук? Мама отбирает у меня ложку и говорит: «Сеня, что ты так шумишь! Уши оглохли от твоего стука!». Вообще-то полтора года назад меня назвали Арсением. Но мама, папа, бабушка и дедушка называют меня просто Сеня. Они большие и могут делать со мной все что хотят. Я ухожу от них в другую сторону. Что это там? Я такого еще не видел. Огромная штука! Но легкая и немного колется. Я беру это в руки и облизываю. Не горькая. Тогда передними зубами начинаю грызть. Во рту у меня остаются какие-то колючки. «Он соломенную шляпу грызет,» говорит дедушка и отбирает мою новую игрушку. Дедушка сажает меня на колени и начинает кормить. За столом много гостей. Дед что сам ест, то и мне дает. Я не в силах жевать круглые горошины, которые называют «салат с кукурузой». Начинаю давиться и задыхаться. Дедушка пальцем выковыривает из моего рта то, что сам наложил, и стучит меня по спине. С кашлем изо рта вываливается весь салат. Я начинаю глубоко дышать и прошусь на пол. Там интереснее. Меня отпускают. Мама с папой и дяди с тетями продолжают разговаривать. Вот так-то лучше. Не надо на меня обращать внимание. Я влезаю на приступок и вижу много какого-то порошка. Засовываю туда руки и перебираю его. Мне попадается черный к-мочек. Беру его в рот. Здорово хрустит! Я весь залезаю в порошок и с удовольствием валяюсь в нем. «Ой, он в камин залез! Весь в золе вымазался!», кричит бабушка. Она вытаскивает меня из нового убежища. «Углей наелся, весь рот черный! – возмущается она, когда ты вырастешь, горе луковое!» продолжает ворчать бабуля и несет меня отмывать. Теперь я опять чистый. Бабушка выносит меня во дворик, срывает цветочек: «Посмотри какой красивый, понюхай, говорит она. Я засовываю красивый цветок в рот, который заполняется мелкими лепестками, и опять давлюсь. Бабушка освобождает мой рот, и вздыхая, выводит меня за калитку дачного участка. Жарко! Она отпускает меня, и я со всех ног бегу вперед. Какая высокая трава! Меня в ней совсем не видно. Там что-то летает и жужжит. Я сворачиваю к забору и … бух! – куда-то падаю. Почему вдруг обожгло мою руку? Ой, как больно! Она вся словно в огне. Я реву во все горло и вытягиваю руку вперед. Никак не могу выбраться из ямки, все время скатываюсь вниз. Подоспевшая бабуля поднимает меня и дует на руку. Вот и легче стало. «Не будешь лезть, куда не надо», говорит она. – «А будешь, так тебя снова крапива укусит». Что это за кусачая крапива такая, я не понимаю, только мне здесь становится страшно. Меня опять несут в дом. Опускают на пол. За большим столом по-прежнему сидит много народу.