Анастасия Ронис - Ночь в моей голове

Я раскрыл ладонь и увидел нечто необычное – это была большая круглая деньга неизвестного мне номинала с любопытным рисунком. На одной стороне было изображено солнце с вырезанными лучами, а на другой – луна, подчёркнутая полукруглым месяцем. Белый блеск монеты на дневном свету мне понравился, и я решил её сохранить, положив её во внутренний карман жилетки. Домой я вернулся после обеда, довольный собой. В руках я держал молоко и хлеб. Этого нам было достаточно на пару дней вперёд.

Шумно хлопнув парадной дверью, отчего петли нервно затрещали, я принялся рассказывать о прожитом дне. Мне не терпелось поделиться со своей матушкой историей о странной встрече, об интересном джентльмене, о том, что он так и не забрал купленную газету, о монете, которая совсем не похожа ни на какую другую деньгу.

– Быть может, это очень редкая монета и она стоит больших, ну просто огромных денег? – размышлял я вслух, разогревая тазик с водой. – Тогда ее можно будет продать, вызвать самого лучшего доктора, который есть в городе или даже на всем свете! И он-то совсем точно вылечит тебя, моя дорогая матушка! Вот увидишь! Стоит только её продать!

Слушая мою болтовню, она улыбалась. Но приступы снова и снова охватывали её. Она пыталась сдерживать кашель, но он оказывался сильнее, и она вновь захлёбывалась своей кровью. Я дико боялся в такие моменты, каждый раз страшась того, что именно этот приступ станет последним.

– Лилиан, дорогой, подойди, пожалуйста, – прошептала она в перерыве между кашлем. – Запомни, ты – самый замечательный сыночек на свете! Я тебя очень, очень люблю и всегда буду с тобой рядом, чтобы ни случилось, – она поперхнулась. Откашлявшись, продолжила: – У тебя всегда были светлые и добрые мысли. Я безмерно ценю твоё стремление помочь мне. Но некоторые вещи уже не изменить, – её голос дрогнул, а глаза наполнились слезами. – У тебя замечательная идея, но, боюсь, что её сможем оценить только мы. Это необычная монета, сохрани её. Но, к сожалению, она не изменит то, что должно произойти, – матушка снова закашляла и попросила жестом воды. – Мой милый, чтобы ни случилось, будь сильным и смелым! Я верю в тебя, ты справишься!

Я мгновенно подпрыгнул за стаканом с водой. Вернулся, казалось, в одну секунду, но она уже потеряла сознание.

– Матушка! – закричал я, схватив её за плечи и начав трясти. Но она не приходила в себя. Я чувствовал тяжесть её ещё тёплого мягкого тела, такого родного и бесконечно далёкого. Она, словно облако, вытекала у меня сквозь пальцы, всё дальше и дальше улетая далеко в неизвестность.

Я выбежал на воздух и помчался к доктору. Уже стоял поздний вечер, поэтому лекарь открыл не сразу. После долгих ударов в дверь я, наконец, услышал шаркающие шаги, и засов отворился. Передо мной стоял доктор Ричардсон, низенький худощавый мужчина с тонкой бородкой и толстой оправой на очках. Он уже успел надеть длинную застиранную ночную рубашку и колпак, готовясь отправиться спать. Доктор с трудом открыл дверь, хмуро глядя на меня с маленькой свечкой в руках. Выслушав мои слова, он напрягся, сказал подождать и закрыл передо мной дверь.

Спустя минут десять доктор Ричардсон вышел в старом заношенном костюме с небольшим квадратным саквояжем.

Мы шли быстро, но мне всё равно казалось, что прошла целая вечность, пока мы снова не вернулись домой, к моей дорогой матушке. Осмотрев её, доктор пощупал пульс, склонил голову и твёрдым голосом проговорил:

– Сожалею, Лилиан, – он взглянул на меня, видимо, пытаясь найти в моих глазах понимание.

Но я упорно отказывался верить ему. Мне думалось, он обманывает меня, жестоко шутит.

– Ты сейчас должен понять, Лилиан, что твоя матушка долго и серьёзно болела, что ей уже нельзя было помочь…

– Нет! Вы все врёте! – крикнул я в ответ, выбежав на холодную улицу. Снаружи давно потемнело, в соседних домах еле-еле пробивался свет, а переулок освещала полная луна. Она казалась такой далёкой и одинокой. Я посмотрел на неё и вспомнил про монету. Мне захотелось выкинуть её, избавиться от неё, такой бессмысленной и ненужной. Всё равно от неё не было никакого толка. Но тут в темноте неба я будто услышал чей-то шёпот, умоляющий подождать и сохранить монету. Я почувствовал, как по всему телу пробежались мурашки. Съёжившись от холода, я нерешительно и с опаской снова посмотрел на монету, затем положил её обратно во внутренний карман. В этот момент доктор тронул меня за плечо. Я вздрогнул.

– Лилиан, мне, правда, очень жаль. Всё, что было в наших силах, мы сделали. Наверное, ты думаешь, что этого было недостаточно. И, возможно, ты прав. Но большего мы не могли. Пойми, некоторые вещи не изменить.