Анастасия Ронис - Ночь в моей голове

Пауза тянулась, нервозно шелестя своей нетерпимостью. Чарльз упорно ждал, не сводя с дедушки глаз. Ему искренне, совсем по-настоящему, хотелось верить Лилиану Дриму, ему это было бесконечно важно.

– Я никогда не мог нарисовать солнца, Чарльз, оно манило меня, всё время, шептало, подсказывало, каким оно должно быть, цвета, оттенки. Но я не мог, просто не мог его разглядеть. В моей жизни всегда светила одна луна, а в голове стояла только ночь.

Когда мы встретились впервые, я был чуть младше тебя, мне на днях исполнилось девять. Но чувствовал я себя совсем взрослым и самостоятельным. В тот момент я подрабатывал разносчиком газет. Я использовал каждую возможность, чтобы хоть немного помочь своей матушке, с которой мы жили вдвоём в самом сердце трущоб Белфаста. Это был жутко бедный район, особенно по нынешним меркам города. Но мы не обращали на это внимания. Рядом друг с другом мы чувствовали себя счастливыми. Тепло и любовь наполняли меня, пока она была со мной, до самого последнего ее дня. Я стремился дать ей больше, хотел взять на себя все её труды и страдания. Но что я мог, я был лишь ребёнком, который только и умел, что разносить газеты.

Матушка обладала нежными чертами лица, тонкими губами, большими синими глазами и светлой кожей. Даже слишком светлой для холодной Англии. И ещё у неё были длинные чёрные волосы, аккуратно причёсанные и убранные под платок. Только несколько прядей постоянно, слегка игриво спадали ей на лицо, как бы она ни пыталась их убирать. Матушка изо всех сил старалась выглядеть достойно и аккуратно, даже в сложнейшие дни своей прогрессирующей болезни. Помню её добрую улыбку, с которой она смотрела на меня, тепло ее губ, когда она целовала меня перед сном. Каждый день! И утром, когда будила… Это мои одни из самых счастливых воспоминаний. Мне до сих пор не хватает её, её голоса, объятий, нежных поцелуев. Я не успел всем этим насладиться, да и осознать всей важности её присутствия в собственной жизни тоже не успел. Она ушла от меня слишком рано.

Когда нам пришлось переехать в этот район, мы начали часто голодать. Особенно трудно давались холодные дни. Тогда наша крошечная, потрёпанная временем лачуга на окраине города продувалась со всех сторон. Конечно, всё это не могло не сказаться на её здоровье. Тем более что вокруг в городе уже вовсю бушевала эпидемия туберкулеза. Люди исчезали мгновенно, будто их вовсе не существовало. Так произошло и с матушкой. Когда диагноз подтвердился, я сильно испугался. Но я далеко не сразу осознал, что наше расставание случится уже совсем скоро. А болезнь и не думала ждать моего понимания. С каждым днём её лицо становилось более блеклым, руки слабели, а ясный взгляд тускнел, предвещая неизбежное. Я видел, что происходило вокруг, наблюдал, как туберкулез уносил жизни родителей многих моих сверстников. Да и товарищей болезнь не щадила. Иногда мне казалось, что только я совершенно здоров, словно все недуги избегали меня.

Что у матушки осталось мало времени, я понял в один день. Но и тогда отказался в это поверить. Я не мог себе представить, что всё происходит наяву. Я продолжал ждать и надеяться, что случится какое-нибудь волшебство, мой кошмар закончится, и матушка снова станет здоровой. Пойми меня правильно, я был ребёнком, просто ребёнком, бескорыстно верящим в чудо и страстно ищущим его.

Моё утро началось как обычно. Я обмыл лицо матушки, помог ей напиться воды и побежал за пачкой свежих номеров. Поздний ноябрьский ветер пронизывал мою тонкую жилетку, но я не страшился его холода. Мне во что бы то ни стало было нужно раздать газету и заработать свои монеты. Я уже предвкушал, как зайду за мягкой буханкой хлеба и банкой молока совсем скоро, когда внезапно передо мной появился странный незнакомец.

Его звали мистер Че, Четыре Солнца и Девять Лун, высокий, худой, с чёрным в полоску цилиндром на голове, в полосатом серо-белом фраке, сером шелковом шарфе и чёрной тростью в руке. Он вел себя интеллигентно и жутко мило и так нежно заговорил тогда со мной, что я невольно впустил его в свой чёрно-белый мир.

– Мой дорогой друг, не будешь ли ты так любезен и продашь мне один номер?

– Да, сэр! – воодушевился я и с большим энтузиазмом протянул ему утренний номер Таймс. – Один шиллинг, сэр!

– Лови, мой юный друг! – с открытой улыбкой чеширского кота он подбросил мне заветную монету.

– Спасибо, сэр! – я подпрыгнул и схватил блестящую круглую деньгу. – Ваша газета! – протянул я номер неизвестному тогда мне джентльмену. Но его уже не было рядом. Я оглянулся, посмотрел по сторонам, добежал до ближайшего перекрестка – странного незнакомца нигде не было. – А как же газета, – раздосадовался я, вдруг вспомнив про монету.