Владислава Николаева - Второй

Конечно, всё зависит от обстоятельств. Это ведь честный турнир.

Зрители думали, что равнодушное выражение лица Сергея признак его собранности, на самом же деле он просто знал, что не выиграет. Бедняга. Ему, пожалуй, было сложнее всех – второе лицо по статусу после Прохора, Прохор вдобавок его непосредственное начальство, что не так сделаешь, влетит по полной. Вдобавок остальное войско смотрит. Для Сергея состязание было геморроем в духе годового отчёта.

Он молниеносно осыпал начальника длинными огненными стрелами, такими ничего не стоит крепость разгромить. Если в живое попадёт – гарантирован ожог восьмидесяти процентов кожного покрова, очень больно. А Прохор останавливал атаку за атакой, выставив вперёд раскрытую ладонь и не прибегая к зрелищности. Ну да, успеется. Ему ведь до конца соревнования торчать на арене, давал Сергею показать себя. Трёх минут по его мнению было достаточно.

Прохор с силой вывел вперёд незадействованную до сих пор руку. Сначала с неё слетела маленькая искра, плавно крутящаяся бенгальским огнём. Трибуны замерли, потому как только того и ждали. Лица вытянулись от напряжения, ожидая, что будет.

Сергей в ужасе расширил глаза и спешно попятился.

Искра полыхнула, заполняя собой мир. Воющий огонь нёсся вширь, вверх, повсюду, заполняя воздух, по-сатанински лютуя и оглушая, будто вырвался из пекла, где черти жарят грешников.

Вениамин дёрнулся назад, едва не кувыркнувшись с помоста. Тимур вовремя схватил его за запястье, выдёргивая обратно на помост вместе с креслом.

– …еть! – услышал Вениамин, когда вернулся слух.

Тимур немного злился.

Трибуны ревели и прыгали. Раздались первые заразительные аплодисменты.

В известном смысле Прохор выручил помощника. Такой яростной силе смог бы противостоять лишь изощрённейший маг или сам Третий. Сергей сохранил авторитет, но получил пару ожогов. Как и первые ряды. Сергею-то что, он привычный, успел принять меры предосторожности перед погружением в огненный ад. Захар на него даже внимания не обратил, сразу побежал к зрителям. Этого старика Веня знал – он очень выручил его в тот сложный период, когда у него росли жабры. Веня всегда держал в квартире баночку с его чудодейственной мазью.

Сергей ошеломлённо выполз из угла для церемониального рукопожатия с победителем.

Сижу в первом ряду, грызу крошечное яблоко в карамели, вкусненькое – не помню, когда в последний раз ела, еда стала больше развлечением, чем необходимостью. Не сразу обращаю внимание на искорку, обращающуюся в трёхэтажный выхлоп огня. А, подумаешь, что со мной станется, главное, чтобы карамель не поплыла.

Меня больше не беспокоит многоголосье в голове, но я так к нему привыкла, что уже жду что-то вроде: «Что ты делаешь?!! Уйди из первого ряда!!! Тебя же обнаружат!!!»

Никуда не пойду. Пускай обнаружат. Только бы признали. Адепты с обеих сторон испуганно падают на выструганный деревянный пол. Откусываю ещё один кусочек от яблока.

В общем ажиотаже тайком поглядываю на помост. Оба сидят там, оба недовольны. Вене неприятен огонь, Тимуру – люди.

Тянет к ним… Необычное чувство, ему нет места в стандартном диапазоне эмоций. Что это такое вообще – до дрожи, до слёз, до трясущихся рук хотеть сблизиться и тереться, тереться…так ведь кошки делают. Голодные до озабоченности кошки. Да я бы… как будто и лизнуть не отказалась…

Нелепая мысль вынуждает захихикать. Воображение услужливо подсовывает картинку: поднимаюсь на помост с серьёзным выражением лица. Тимур вскидывает глаза, ожидая услышать важную новость. С пущей серьёзностью склоняюсь к его уху. Он придвигается, думая, что это должно быть очень важно. И тут я, скорее по-собачьи, чем по-кошачьи прохожусь по его щеке липким от карамели языком.

Когда Захар подбегает осведомиться, кому нужна помощь, я смеюсь. Кто-то сообщает лекарю, что на ряду все целы, и он удивлённо возвращается на своё место, к стенке у амбара. Прохор тоже удивлён, но такие мелочи его сейчас не беспокоят.

Яблоко кончилось. Мне до сих пор смешно. Нечем заняться и смешно. Импульс слишком силён, чтобы сдержаться.

За всё детство я никого намеренно не разыгрывала и не устраивала пакостей, чтобы в девятнадцать лет выяснить о себе удивительную вещь – я ипостась трикстера. Безделье и собственный смех могут толкнуть меня на трюк, а в трюке важно не попасться. Да. Втайне я рассчитывала, что меня обнаружат, и я смогу сегодня же потереться о кого надо. Задняя мысль толкала изобрести что-то изящное. Я ещё тихонько посмеялась, отшлифовывая про себя план. Какой-то Прохор слишком самоуверенный. Это будет ему урок.