Лилия Гущина - Словарные игры и не только. Ики, пики, грамматики

Был когда-то такой глагол – «соволочати»: сгребать, стаскивать. Из глагола вылепилось существительное «сволочь» – коренья, бурьян, сор, затянутые бороной с пашни, «сволоченные» в одно место. Русский язык, неравнодушный к метафорам как истинный поэт, недолго думая, превратил неодушевлённый мусор в одушевлённый. Где-то с восемнадцатого века так стали называть всякую шелупонь, шатунов, бродяг и прочие асоциальные элементы, сбившиеся в стаю.

* На Волге есть два старинных города – Нижний Волок и Вышний Волочёк. Здесь посуху волокли с одного водного пути на другой торговые суда. Труд галерный, надрывный, и брался за него народец ушлый, ненадёжный, криминальный. Сволочи, одним словом.

* Начав строить Петербург, Пётр Алексеевич потребовал, чтобы помещики присылали к нему своих крестьян. Отдавали хромых, пьющих, больных и прочий неликвид, получивший прозвище «сволочи» (сволокли со всей Руси Великой).

* Сволочи – кличка царедворцев, которые носили за царём мантию и стучали на придворных.

* Сволочами называли в старину людей, которые «сволакивали» трупы во время эпидемий и сжигали их.

* Сволочами называли людей, которые собрались (то есть сволоклись) в какое-то определённое место. Это слово – однокоренное со словом «волость».

1. Неликвидный товар, продаваемый в комплекте с дефицитным

2. Рюкзак

3. Гарнир в советской столовой

В советское время значение «принудительный довесок» у «нагрузки» был самым актуальным, поскольку практически все товары народного потребления делились на две категории: «дефицит» и «неликвид». Первый добывали граждане, второй – сбывало государство. Приобретаешь дефицит – плати и за «нагрузку».

С нагрузкой продавали даже театральные билеты и дефицитные журналы («Здоровье», «Работница», «Новый мир»). Например, к популярной книге «Домоводство» за рубль двадцать, «выброшенной» на прилавки к 8 Марта 1968 года прилагались два десятка разных брошюр на рубль восемьдесят: справочник по организации и оплате труда работников МТС, блокнот агитатора астраханского обкома партии, советы по велоспорту и много другой познавательной литературы.

Едва страна сменила курс, заменив плановую экономику рыночной, слово «нагрузка» избавилось от унизительного смысла и коммунального союза с дефицитом, магическим понятием брежневской эпохи. Теперь при слове «нагрузка» многие россияне представляют себе тренажёрный зал, и это, независимо от того, посещают они его или нет, неопровержимо доказывает, что нация идёт или, если стоит, то, по крайней мере лицом, к правильному пути здоровья и бодрости.

В канун первого сентября 1998 года на прилавках появился новый учебник «Русская литература XX века». В главе об Анне Ахматовой авторы допустили погрешность. Из тех, что называют «оговоркой по Фрейду». «Оговориться» заставили саму Анну Андреевну. Цитата из знаменитого цикла «Реквием», в совместном исполнении филолога, написавшего главу, и поэтессы, звучала так:

В оригинале вообще-то «под шинами». Но, видимо, литературовед решил, что «чёрные маруси» – это не «эмки», фирменные машины сталинского террора, а какая-нибудь мощная бандитская группировка. Поэтому слово «крыша» тут будет уместней, да и современным детям понятней.

В этой истории важнее не «о tempora, o mores!», а рождение и смерть несловарных смыслов, которые иногда докладывают об обстановке в стране честнее всех прочих источников. Так, эпоха шин, изъятых у Ахматовой, без сомнения, была пострашнее эпохи «крыш». Шины только давили, «крыши» могли и давить и защищать. Как договоришься. Но что в середине 1990-х последние заняли место первых в сознании и даже подсознании граждан – очевидно.