Лилия Гущина - Словарные игры и не только. Ики, пики, грамматики

2. Приживалка

3. Корыто для корма скоту

Ответ:голенище сапога. Оно снашивалось медленнее, и часто на свежий низ пришивали старый верх. Комбинированная обновка обходилась намного дешевле. Иногда к такой хитрости прибегали заказчики, иногда – сапожники. Одни – экономили, другие – зарабатывали.

Есть и другие симпатичные версии, более или менее сомнительные. Например, что «халявой» называли и голенище и ложку, которую носил за голенищем бродячий трудовой люд. В отличие от бродячего нетрудового люда, носившего там же в основном ножи. Таким образом, ложка всегда была под рукой и при везении ею можно было зачерпнуть и из чужого котла.

А вот ещё одна версия, очень шаткая, но зато и очень трогательная: «халяв» на иврите – «молоко». И вроде им в Одессе бескорыстно, то есть даром, оделяли своих многодетных собратьев-бедняков богатые тамошние иудеи. Тележки с гуманитарной помощью курсировали по улицам под призывные крики возниц: «Халяв, халяв!». Развенчивается лингвистическая легенда без усилий, но зачем? Пусть живёт и вдохновляет нынешних бизнесменов на благотворительность.

1. Тюрьма

2. Могила

3. Вёсельное судно

Ответ:тюрьма.

Лишения свободы как наказания у наших предков не существовало. Охранять, кормить-поить узников – обременительные, никому не нужные траты и хлопоты. Со злодеями и обидчиками разбирались оперативно, без суда и следствия, и чаще всего сами пострадавшие или их родственники. А чего пустяками беспокоить князей? У них своих забот хватало: отражать и совершать набеги, играть друг с дружкой в «царя горы».

Поймал человек в своём доме или в кармане вора, прибил на месте и молодец. Лишился из-за кого-то руки, ноги, глаза – виновнику организовывали родня или товарищи то же увечье и отпускали с миром.

А если дело спорное, правоту решал поединок. Кто в нём победил, тот тяжбу и выиграл. Дрались с обидчиками даже женщины, когда за них некому было заступиться, или они сами умели и любили помахать кулаками или мечом. Правда, в таком случае мужчина бился, стоя по пояс в яме, вырытой по его размерам.

В общем, строительством тюрем до Ивана Грозного на Руси не заморачивались. В случае нужды выкапывали в земле дыру, глубиной в хороший колодец. В нём и «погребали». Но не преступников, а, как правило, слишком амбициозных или строптивых племянников, братьев и прочую неугодную князю родню, на прямое убийство которой он почему-то не решался.

Яму покрывали накатом с люком, который был «заключён», то есть заперт ключом, («заключённый» – тот, кто «за ключом»), а для верности ещё и заваливали землёй. Узник чаще всего погибал от удушья и холода. Но не скудна была богатырями земля Русская! Например, Судислав, младший брат Ярослава Мудрого, просидел в погребе четверть века, а, освобождённый племянниками, выбрался на свет божий цел, невредим телом и даже рассудком.

Летом 1826 года в Петропавловской крепости, нафаршированной декабристами, кончились замки для кандалов. А камеры казематов всё продолжали и продолжали наполняться бунтовщиками. В ближайшее воскресенье одного из надзирателей отправили на мелочный рынок, и он сгрёб нужный товар у первого попавшегося лотошника.

Замки оказались от модных в ту пору девичьих сундучков и на латунных вставках каждого было выгравировано: «Люби меня, как я тебя», «Кого люблю, тому дарю» и прочие чувствительные слоганы, дополненные голубками и сердечками. Их на цепи и повесили. А куда деваться? Через несколько дней арестантов отправляли по этапу в Сибирь.

По воспоминаниям, Д. Завалишина, узники к происшествию и отнеслись, как к очередной ухмылке судьбы, символическому привету от Николая Второго. Но на сей раз это было скорее утешительное обещание: выполняя клятву «и в радости и в горе», вслед за кандальными мужьями в Сибирь отправились жёны, и любящие, и не очень.

Но на этом приключение гламурных оков не закончилось. Когда их, наконец, сняли, многие декабристы, не желая расставаться «со звучными свидетельствами нашей любви к Отечеству», наделали из них кольца и ожерелья, которые подарили своим верным возлюбленным, сестрам, кузинам, матушкам. Каторжная бижутерия была тут же замечена столичными модницами, и они всеми правдами и неправдами старались добыть «сибирский сувенир». А добыв, оправляли в золото и носили с особым трепетом, как некие сакральные знаки. Поинтересничав на балу или в светском салоне, прятали «ювелирку» на ночь в свои заветные сундучки, запертые замочками с голубками…

Читать дальше