Исаак Радовский - У самого синего моря

В комнату вбежал Мишка:

— Что, папка, ходил на почту?

— Нет, Мишук, пока еще не ходил.

— Ну, что же ты, папка… — укоризненно сказал Мишка и потянул меня за рукав. — Давай сходим поскорее. Наверное, там с самого утра лежит письмо от мамы.

— Тогда мой руки и собирайся, — предложил я. Он стрелой выскочил во двор и закричал ребятам: — Айда на почту! Кто с нами?

Я видел, как Томка что-то зашептала Павлику и Рите. Они посмотрели на нее и замялись.

— Нет… Мы тут поиграем, — неуверенно сказала Рита.

— Давай, Павлик, рассказывай дальше, — велела Томка.

Павлик продолжал прерванный рассказ:

— И вот позвал царь своих сыновей и говорит: «Завтра вы и ваши жены оденьтесь, как на Первое мая…»

— Ну и ладно! Сидите дома! — обиделся Миша и побежал снова в комнату искать сандалии.

Искал искал — не нашел и вдруг вспомнил:

— Папка, а я ведь вчера вечером босиком домой шел.

— А ведь и правда босиком!:

— Значит, я их у фонтана забыл… — решил Мишка и растерянно посмотрел на меня.

— Ну, что ж теперь поделаешь! На почту мимо магазина пойдем — купим новые, — пообещал я.

В магазин мы успели как раз перед закрытием.

И хотя времени было мало, сандалии мы купили хорошие — желтые, блестящие, скрипучие.

Зато на почте опять ждала нас неудача. Девушка из маленького стеклянного окошечка увидела нас и сразу же крикнула:

— А вам еще ничего нет!

Мы расстроились, а девушка весело подбодрила нас:

— Не вешайте носа! Вам пишут, и письма летят к вам сейчас на самолетах.

Мы вышли на улицу.

— Ну вот… совсем забыла нас наша Лена, — сказал я огорченно.

— Да… забыла… — вздохнул Мишка.

Я посмотрел на его печальные глаза и крепко взял за руку.

Обоим нам плохо и невесело. Но мы крепимся, и мы шагаем, двое мужчин, забытые Леной.

В моей руке совсем утонула маленькая теплая исцарапанная ладошка. Мы молчим, но мы знаем, что Лена все равно скоро напишет письмо или пришлет телеграмму и мы пойдем на вокзал встречать ее.

Но вдруг — что это? Почему по бульвару нам навстречу бежит Павлик? А вон за ним еле поспевает отставшая Рита!

Мы с Мишкой испугались.

— Ну, опять что-нибудь с Томкой случилось! — сказал я.

— А что же? Может, и с Томкой! Она ведь бедовая… — согласился Мишка.

Мы пошли быстрее.

Павлик увидел нас и еще издали замахал руками и закричал, чуть не плача:

— Скорее! Скорее! Томка повесилась!

В сердце у меня что-то оборвалось. Сломя голову бросился я вперед.

А тут еще на перекрестке вспыхнул красный свет — и дорогу нам перерезал поток автомашин. Одна, вторая, третья — целая лавина!

Я, Павлик и Мишка стоим по одну сторону, а Рита — по другую. Она плачет и кричит нам:

— Скорее! Скорее!

С ума сойти можно! Мы ждали целых две минуты, а показалось нам, будто пролетело две недели.

Наконец мигнул желтый свет, потом зеленый — и мы помчались дальше.

Вот осталось три дома, потом два. И вдруг я услышал, как ревет Томка.

На этот раз ее плач показался мне музыкой.

— Жива! Раз еще плачет — значит, жива!

Наконец вот она — наша калитка. Распахиваю ее и вижу: висит наша Томка на вишне. За сучок сарафаном зацепилась и болтается в двух метрах от земли. Не утерпела, видно, и слазила-таки на дерево за вишнями.

Подбежал я к Томке, снял ее с дерева.

А тут и Павлик с Мишей прибежали, а за ними Рита — усталая, запыхавшаяся.

— Вот вам, капитаны, ваша бедовая Томка, — сказал я и поставил ее на землю.

Томка успокоилась и сразу ясе заворчала:

— Все из-за этого противного сарафана. Говорила бабушке — дай розовое платье…

— Ты уж помалкивай, — сказал я Томке. — Радуйся, что крепким оказался сарафан-то. Если бы не он — шлепнулась бы на землю.

Наконец настал долгожданный день. Мишка надел новую синюю матроску.

Потом долго стоял перед зеркалом, примерял бескозырку и старался надеть ее, как моряки, — немного на лоб.

— Ну, как, папка, похож я на матроса?

— Похож, похож, — успокоил я его.

Рита, Павлик и Томка ждали нас во дворе под вишней. Сели мы все в автобус и поехали в порт. Ребятишки сразу же прилипли к автобусным окнам. В синем небе звенели птицы. Море стучалось в гранитные стены набережной.

На башне возле входа в морской вокзал мы увидели большие часы. Мишка посмотрел на них внимательно, пошептал что-то себе под нос и громко объявил: