Лев Гумилевский - Харита, ее жизнь и приключения, а также подробный рассказ о том, как был найден город Карла Маркса

— Что ж тебя искать будут или нет? — спрашивала она Хариту сердито, — нужна ты кому, что ли?

— Кто меня искать будет? Некому меня искать!

— Отец или мать? От кого ты сбежала?

— Я не сбегала, — говорила Харита, отворачиваясь, и старуха видела, что она лжет.

— И в газете ничего нет! — ворчала она.

— Про меня? — изумлялась Харита, — и не будет!

Горбунья качала головой и уходила снова. Харита подходила к окну. У решотки иногда, проходя мимо, останавливался седенький старичок, он смотрел на оборванного мальчишку, спрашивал:

— Где тебя старуха взяла?

— Я внученок ей! — отвечала Харита.

— Откудова это?

— Из деревни приехал!

— На что ты ей, старой ведьме, нужен?

— Не знаю!

— То-то не знаешь, а уж у ней на уме что-нибудь есть! Я тут в каретнике квартирую, крикни, если обижать будет!

— А зачем меня обижать ей? Она сама меня, дяденька, взяла.

— Вот это и плохо, что сама!

— А что она со мной сделает, дяденька?

Легкая тревога одела тенью страха серые глаза мальчугана. Старик посмотрел на него, подошел ближе к решотке:

— Ты гляди за ней! Будет она тебя посылать милостыньку просить — не ходи! Нищенки разные бывают: иные нарочно ребят калечат, руки, ноги выворачивают, чтобы больше жалели их да подавали! Гляди за ней!

Харита замерла:

— Я буду глядеть, дяденька!

— И в случае чего — кричи! А то за мной беги!

— Закричу, дяденька!

— Гляди!

Он помолчал, потом еще ближе придвинулся к окну:

— У ней, у ведьмы этой, вот этак же в прошлом году появился мальчишка какой-то, ух, страшный какой! Голова большая, весь в болячках, из глаз, из носа, из ушей — все гноит и гноит. Ну, никакого терпежу смотреть нету! А она выйдет с ним с утра — придет вечером, стоит с ним милостыньку просит. И подавали много от жалости, потому видеть без слез того мальчишку было нельзя! Не вытерпел я, встретил ее как-то и говорю: несем в больницу мальчика! Что ты его тиранишь, ведьма проклятая!

Старик передохнул:

— Она от меня, как чорт от ладана! Я за ней! Она дверь на запор, — я думаю: погоди! Пошел за милиционером, привел его; — забирайте, — говорю, — ребенка от нее, раз он больной и от него другим зараза!

— Отобрали? — спросила Харита, чувствуя, как сохнут у нее губы от страха, — взяли?

— Отобрали! И оказался он чужой ей! Только за тем и взяла его, чтобы нищенствовать! И болячки нарочно растравляла! Смотри, чтоб с тобой такого чего она не наделала!

— Ой, нет, дяденька, я не дамся!

— Ну, смотри!

Растроганная участием старика, Харита спрашивала, разглядывая его вымазанный глиной фартук и белые известковые руки:

— Вы, дяденька, глину ходили копать?

— Печник — я!

— Печки делаете?

— И печки, и стены, что придется.

— У нас в деревне, — вспоминала она, — печника никогда не докличешься. Один на всех и тот плохой. А вы хороший?

— В работе нехватки нету. Рвут на части, потому, главное, что знают все!

Он молча глядел на стриженую голову, торчавшую за решоткой, и говорил, уходя:

— Чего же вот? Приходи со мной работать! Выучишься, в деревню поедешь мастером! Хорошее дело!

— Хорошо, дяденька, если бабушка пустит! — кричала ему вслед Харита и снова сидела у окна, глядела на редких прохожих, слушала далекий уличный шум, стон трамваев, рев автомобилей и иногда стук лошадиных подкованных копыт где-то рядом в узеньком переулке.

Вечером второго дня старуха вернулась рано. Она прихлопнула за собой дверь крепче, чем всегда, и встала перед Харитой. Сморщенные щеки ее ввалились от усталости, губы посинели и сузились. Она задыхалась, должно быть, от быстрой ходьбы.

— Ну что, Маргарита? Хочешь домой?

Девочка оглянулась спокойно:

— Я не Маргарита, бабушка!

— И отца у тебя нет?

— Нет! Не знаю.

— Как не знаешь?

— Он пропал давно!

— А как же он тебя ищет? На вот, на — читай! Это я с забора сорвала объявление! По всему городу расклеено, на, читай, про кого это писано? Не про тебя?! И браслет, и только что приехала… Не ты?

Харита схватила из рук старухи белый смятый клочок бумаги, расправила его на коленях и стала читать. Там в узорчатой рамочке четко и крупно было напечатано:

УБИТЫЙ ГОРЕМ ОТЕЦ

УПЛАТИТ НЕМЕДЛЯ

1000 рублей

каждому, кто доставит ему сведения об исчез-

нувшей 24 июля с Павелецкого вокзала девочке

11—12 лет, одетой в серое пальто, имевшей бра-