Емилиан Буков - Андриеш

По чудовищной руке

Исцеленного обжоры,

Очутился на песке

И увидел вдалеке

Снова горы, горы, горы…

Их зубчатая стена

Из-за грозных туч видна

Так отчетливо и строго,

И как будто бы она

Призывает чабана,—

Знать, туда ему дорога

От начала суждена…

Сказка старая длинна,

Приключений в сказке много.

Чабана томит тревога,

И, дыханье затая,

По горам, среди ущелий,

Он спешит к заветной цели

В Кэпкэуновы края,

В область смерти и печали…

По пути семь раз встречали

На востоке пастушка

Заревые облака.

Горный кряж громадой круч

Встал, огромен и могуч,

Слышишь зов его протяжный?

Так шагай, пастух отважный,

Если к бою ты готов —

Поспеши на этот зов!

Но тяжел конец пути:

Кровь стучит в висках, как молот,

Труден голод, страшен холод,

Но тому, кто смел и молод,

Все легко перенести.

Вьется тропка — выше, ниже,

В пропастях кругом — вода,

Коль оступишься — беда,

Уж не встанешь никогда

Из поганой черной жижи.

Кэпкэун здесь все, что мог,

Уничтожил, смял, пожег

Здесь не вырастет росток

И не зацветет цветок,

Только мухам безобразным

В этом месте, мрачном, грязном,

Прятаться — немалый прок.

Только мухи

Здесь жужжат,

Груды гнили

Здесь лежат,

Да огромные шмели

Появляются вдали,

Да кошмарные улитки

Всюду ползают в избытке,

В складках сморщенной земли

Но шагай и не страшись,

Пастушок,—

Вперед и ввысь!

Семь цепей прошел он горных,

Семь степей-пустынь просторных,

Семь гнилых трясин тлетворных.

Семь долин он пересек,

Семь глубоких, бурных рек.

Наконец пред ним — страна

Кэпкэуна-колдуна,

Где царит лишь тьма одна

Да глухая тишина,

Где нахохленные тучи

День и ночь ползут на кручи,

Навсегда обвив хребты

Покрывалом темноты.

Там в угрюмых бурых скалах,

Рядом с пропастью сырой,

Есть размеров небывалых

Черный замок под горой

С круглым куполом чугунным,—

Он построен Кэпкэуном.

Вечный враг тепла и света,

Жадный людоед кривой

Обезлюдил место это,

Чтоб воздвигнуть замок свой.

Перед входом, при дороге,

Распушив кудлатый хвост,

Зимбру — буйвол остророгий —

Сторожит подъемный мост.

За решетками, на склонах,

Душным зноем раскаленных,

Замер неподвижный сад.

У деревьев, сохлых, сонных,

На безлистых, мертвых кронах

Ветви до земли висят.

И везде на тощих ветках,

Чуть видны средь мутной мглы,

Жаворонки да щеглы

Стонут, связанные в клетках,

В западнях, силках и сетках,

Рвут веревки, рвут узлы,

Горько плача от бессилья.

Их в лесах колдун поймал,

Клювы слабые сломал,

Ослепил, обрезал крылья,

Вот и стаи голубей,

Вот фазан с пером пунцовым,

Даже шустрый воробей

Схвачен хищным птицеловом!

Сизый сокол на цепи

На свободу так и рвется,

И сова над ним смеется

И шипит:

— Сиди, терпи!..—

Мнет когтями гриф-стервятник

Желторотых соколят,

А с карниза, как привратник,

На пришельца острый взгляд

Филин устремил мохнатый

И вопит ему: — Куда ты? —

Стиснув зубы, напрямик

Андриеш идет к воротам,

А ему навстречу: — Кто там? —

Это Зимбру, дикий бык,

Остророгий буйвол ражий,

У моста стоит на страже.

— Кто посмел сюда прийти?

Здесь чужому нет пути!

Задержись перед порогом

И мечтать о замке брось,

А не то каленым рогом

Я проткну тебя насквозь!

Но пастух тотчас смекнул,

Быстро в дудочку дохнул,

Вдоль ее ладов скользнул,

И, как светлая струя

Животворного ручья,

Брызнул свежей трелью чистой

Голос Доны серебристый.

Растопырясь, как паук,

На своем подземном троне,

Кэпкэун услышал вдруг

Этот серебристый звук,

И наверх послушных слуг

Он послал к поющей Доне.

Изогнувшись в три дуги,

Сброд помчался окаянный,

И у каждого слуги

Меж бровями — глаз стеклянный.

Хуже всех из них один —

Колченогий гном Капкын,

С хриплой глоткой, песьей мордой

И свиной щетиной твердой.

Кривопалый, вислоухий,

Он рычит, ползя на брюхе,

Тянет пастуха в застенок,

Но пришельца зря пугает —

Он едва лишь до коленок

Андриешу достигает!

Наконец плюгавый гном

Подмигнул стеклянным глазом —

И уроды-слуги разом

Завладели чабаном,

Руки за спиной скрутили

От запястья до плеча

И, злорадно хохоча,

Андриеша потащили

В подземелье, в тронный зал,