Андрей Григорьев - Дети-Герои Великой Победы

Научился стрелять из всех видов,
И родных, и немецких стволов,
Мог окоп и блиндаж себе вырыть,
Положил много вражьих голов.

Прилетел Вите в ногу осколок,
В большой палец, на правой ноге,
Удалили его и ребёнок,
Должен дома лежать в тишине.

Он домой, на Октябрьскую площадь,
Ехал в город свой, – Новороссийск,
А война догоняла, как может,
Он приехал, враги ворвались.

Дом, семья где жила у Новицких,
Башней был с двухметровой стеной,
Можно было расстреливать фрицев,
Не боясь, за такой толщиной.

Войск мобильных там небыло рядом,
Моряки лишь на сушу сошли,
Бой на суше для них, – непорядок,
Знают, бой как на море вести.

Получилось, что Витя Новицкий,
Самый опытный в башне боец,
Были там пулемёт и бойницы,
Для защиты достаточно средств.

Поначалу матросы гневились,
Что пацан им команды даёт,
Но увидев, как бьётся, смирились,
Опыт, всё же на пользу идёт.

Он носил пулемётчикам воду,
Перевязывал раны бойцам,
Бились вместе они за свободу,
На войне всё судя по делам.

Пулемётчика немцы убили,
Витя вместо него, застрочил,
Подающий упал, – пристрелили,
И остался Герой наш один.

Отбивался он долго от немцев,
Вокруг башни вся площадь полна,
Если только кругом оглядеться,
Всё немецкие были тела.

Видит Витя, к дверям подбежали,
Группа немцев хотят внутрь войти,
Три гранаты он в руки хватает,
Немцам хочет подрезать пути.

Вниз спускаясь, прикладом в затылок,
Получает от немца, Герой,
И все лесенки, сколько там было,
Сосчитал он своей головой.

Видя в башне, лишь только ребёнка,
Злости немцев конца не видать,
Вокруг немцев положено столько,
Словно полк их пришёл убивать.

Витю спиртом облили, живого,
Подожгли и спустили в окно,
Что вверху было, этого дома,
До того ненавидя его.

Так в четырнадцать лет жить окончил,
Мальчик Витя Новицкий, Герой,
Патриот, Любил Родину очень,
Принял смело решительный бой.

При обороне Курска в сорок первом,
Носил снаряды ополченцам Стас,
Одиннадцатилетний, слову верный,
Защитник юный, Родины в тот час.

Отец недалеко, у пулемёта,
Строчил в пехоту злостного врага,
В холодную, осеннюю погоду,
Для ополченцев там была жара.

Отца убило выстрелом фашистским,
Стас со слезами к папе подбежал,
Не верил он, что расстаётся с близким,
И на гашетку пулемёта вновь нажал.

Так он палил по нечисти фашистской,
Не веря, что отец ушёл совсем,
Пуль очередь, так просвистела близко,
Стас вздрогнул, улыбнулся и осел.

В живот и по ногам попали пули,
Сознание ребёнок потерял,
Ветра холодные над мальчиком подули,
И он к отцу подкошенный упал.

Два старика с рассветом за водицей,
Идут и слышат тихий детский стон,
В воронке Стасик к папе приютился,
И вылезти ни как не может он.

И старики к себе забрать не могут,
Фашисты в дом пришли и там сидят,
Перенесли в бытовку на заводе,
Укрыли сеном и пошли звать мать.

Мать пробралась окольными путями,
В бытовку заводскую, через час,
Стасик лежал исколотый штыками,
И жизни Дух в защитнике угас.

Израненного, бедного ребёнка,
Штыками заколола эта мразь,
За то, что он, успев прожить не долго,
За Родину сражался, не боясь.

В декабре сорок первого года,
Помогла Командиру бежать,
Уложила на санки тихонько,
Сверху сена, чтоб мог он дышать.

Через пост прокатила на санках,
Ранен был боевой офицер,
Побывал в переделках он разных,
Но к фашистам попал, всё же в плен.

Аня спрятала где командира,
Не сказала совсем ни кому,
А фашисты ходя по квартирам,
Всё искали потерю свою.

Всех собрали на площади скоро,
Объявили, что если к утру,
Не сдадут им того офицера,
То по людям откроют стрельбу.

Для острастки крестьянина взяли,
Расстреляли у всех на виду,
Так людей оккупанты пугали,
Чтоб заставить бояться, толпу.

Не стемнело, как Аня явилась,
К оккупантам, признавшись во всём,
Местом схрона, лишь, не поделилась,
И фашисты не знали о нём.