Наталья Кончаловская: Пионерский музыкальный клуб. Выпуск 2

Есть невдали от могучей полноводной Камы старый заводской город — Воткинск. За двести лет он разросся, очень изменился, но и сейчас там стоит огромный прославленный машиностроительный завод. Город Воткинск знаменит не только заводом. В 1840 году здесь, в небольшом двухэтажном доме, в семье горного начальника родился Петя Чайковский, будущий композитор.

Мы сказали «Чайковский»,— и сколько мыслей, образов, мелодий ожило в памяти! Татьяна Ларина пишет письмо к Онегину, раздается утренний рожок пастушка, няня рассказывает о днях своей молодости, крестьянские девушки, перебирая ягоды, поют песню, которую, услышав однажды, нельзя забыть. Маленькие лебеди танцуют ночной порой на берегу волшебного Лебединого озера. Широко льется песня лодочников — баркарола, и звенят задорные бубенцы тройки во «Временах года». А сверкающая громада музыки в первом фортепьянном концерте!

Где зародилось это богатство? Откуда пришло оно к Чайковскому?

Все знают, что мощный поток Камы или Волги принимает и несет дальше воды многих рек и ручьев, но зарождается он в малом ключике — истоке. Так и громадное по ширине и глубине творчество Чайковского восходит к своему истоку. В детстве, самом раннем, он проникся красотой русской народной музыки, с детства страстно полюбил задушевные народные песни и удалую русскую пляску.

Восемь незабываемых лет прожил он в Воткинске, в дружной, сердечной, заботливой семье. И, сколько он себя помнил, музыка всегда звучала вокруг него.

Играла на рояле и пела Александра Андреевна Чайковская. Простенькую песню «Соловей, мой соловей» Алябьева, петую страстно любимой матерью, Петр Ильич до конца жизни не мог слушать без слез. Играл на флейте и пел отец. Видный инженер и начальник, постоянно занятый делами завода, он умел найти время для музыки и для детей. Осенними и зимними вечерами в гостеприимном доме Чайковских собирались инженеры, мастера, люди, проезжавшие по делам службы.

Метет и воет белая пурга за окнами, наметает высокие пушистые сугробы, а в комнатах тепло, уютно. Звучно стреляют пихтовые дрова в печах и каминах. Журчит оживленная беседа, из которой чуткий слух Пети выхватывает самое для него интересное.

Мать рассказывает о недавней поездке в Петербург, об опере, о концертах в Павловске. Имена Глинки, Моцарта, Россини западают глубоко в память.

Какое счастье! Один из гостей присел к роялю, и вот завораживают душу мазурки Шопена, ноктюрны Фильда...

Но главное впереди. Отец подходит к стоящему на почетном месте большому музыкальному ящику, оркестрине, и затейливым ключом заводит его. Сами собой начинают тогда медленно поворачиваться медные валы. Негромкая, хрупкая музыка льется из оркестрины. «Это Моцарт,— говорит Александра Андреевна,— а это Беллини. Из его оперы «Норма».

После такого вечера трудно заснуть. Музыка звучит в полной тишине, как будто она переселилась в голову Пети и живет там сама по себе. Это даже страшно. Испуганная воспитательница, заботливая Фанни Дюрбах, успокаивает плачущего мальчика. Но на другой день ему уже не разрешают вскарабкаться на стул у фортепьяно и повторить по памяти то, что он слышал вчера или придумал сегодня утром, что и сейчас поет в его ушах.

— Нельзя, нельзя, Пьер. Это вредно для твоего здоровья!

Огорченный Петя отходит: нельзя играть на рояле, придется ему теперь выстукивать музыку на столах, подоконниках и оконных стеклах. И в один прекрасный день, увлекшись разыгрыванием придуманной им песни, Петя разбивает стекло и осколками ранит руку. И тут навсегда падает запрет, а к провинившемуся, вместо ожидаемого наказания, приглашают учительницу музыки...

Хороши в Прикамской стороне восходы и закаты. Хороши косматые ели и стройные сосны. Хороши грибы, за которыми на рассвете из домиков на Офицерской выезжают на дрожках целыми семьями. Усталые, довольные возвращаются грибники к вечеру, с полными кузовами. Малыши дремлют, а Петя со старшим братом Колей, прижавшись к матери, сквозь блаженную усталость слушает протяжную песню кучера.