Ольга Фикс - Сказка о городе Горечанске

В этом огромном зеленом царстве Аня отчетливо ощущала себя чужой. Ее синие джинсы и яркая, в кислотных разводах майка так явно диссонировали с окружающим миром! И зачем она только позволила подружке отвести ее вперед отъездом в модный салон и заплести волосы в 250 африканских, перевитых разноцветными ленточками косичек! В Москве это казалось прикольным, а здесь Аня прямо-таки кожей чувствовала неуместность своей пестроты на фоне окружающей изумрудной зелени.

Точно, как попугай в тайгу залетел.

А вот гнедой Костя в камуфляжной майке, передвигавшийся мягкой и плавной рысью, абсолютно органично вписывался в пространство. Удары его копыт о примятый, истоптанный дерн тропинки напоминали стук сердца – немного чем-то взволнованного, и оттого колотящегося чуть скорее обычного.

Они шли, и шли, и шли, и постепенно Аня совсем уже ошалела от леса. У нее, похоже, начались галлюцинации.

Сквозь шелест веток и щебет птиц ей послышался чей-то смех. Один смешок, другой, и третий. А потом кто-то дернул ее за косичку.

– Ай! – вскрикнула Аня, и встала как вкопанная, озираясь в поисках ветки, за которую косичка могла зацепиться.

Хихиканье вокруг зазвучало громче. Зазвенело сразу со всех сторон, как будто весь лес смеялся над Аней.

Костя, хоть и не сразу, но все же заметил, что Аня не идет больше за ним, и нетерпеливо обернулся.

– Ты что там стоишь? Устала? Пошли уже, и так сколько времени потеряли!

– Костя, – продолжая оглядываться по сторонам, неуверенно произнесла Аня. – Мне, наверное, нехорошо. У меня отчего-то ужасно звенит в ушах.

– Звенит? Ах, это! Да это ж мавки! А ну, прекращайте, бесстыжие! Чего пристали к человеку?

Смех и звон разом стихли. Теперь со всех сторон слышался только испуганный шепот. Ну да, точно шепот. Как Аня раньше могла принимать его за шелест ветвей?

– А чего она сама? – звонко спросил высоко в ветвях невидимый голос.

– Что «она сама»? – поднял голову Костя.

– Ну, чего она вся такая?

– Да какая «такая»?

– А не такая! Пестрая вся! И поет не по-нашему!

Аня и вправду всю дорогу бормотала себе под нос «Let it be». Звук собственного голоса ее успокаивал. Она уверена была, что поет так тихо, что даже Костя ее не слышит.

– Глупости вы говорите! Впрочем, как и всегда. Просто Аня не местная. Приехала издалека, из большого города. Там все так одеваются. А поет по-английски, язык такой. Имеет полное право.

– А по-людски она может?

– Чего ты все за нее говоришь?

– И правда, пусть скажет за себя!

– Ишь стоит, пялится во все стороны! Коза!

– Да, небось, она язык проглотила!

– Надо было ей совсем косу оторвать! А что такого, у нее же их много?

– Да чтоб вас всех! Совсем обнаглели! – всерьез рассердился Костя. Он подошел к ближайшей осине, и резко пригнул ствол к земле, почти сломав деревце пополам. – Бандерлоги северных лесов, понимаешь! Вот начнет Михеич в том месяце санитарную вырубку, узнаете, почем фунт лиха.

Голоса опять приумолкли. Потом – Ане показалось, что говорит само деревце – один жалобно-плаксивый голосок протянул:

– Костя, отпусти, больно же!

– А будете еще к человеку приставать?

– К человеку-у! Скажи уж лучше сразу, что она тебе нравится!

– Чего?! Нет, вы тут точно все с ума посходили! Да я сам на вас Михеича наведу! Вот прям нарочно с краской приду, и всех подряд как сухостой перемечу! Оранжевой краской, чтоб видно издалека.

Вокруг сразу сделалось так тихо, что Ане стало слышно собственное дыхание. Она задрала голову, и увидела в ветвях – или ей все-таки показалось? – десятки полупрозрачных, точно сотканных из зеленоватой дымки, испуганных девичьих лиц.

«Ну да, – подумала Аня. – Дриады. И как это я сразу не догадалась?»

*

Чем дальше они шли, тем жарче становилось в лесу. Мало-помалу парить стало уж совсем не по-детски. Бумс вывалил язык на бок, и тяжело задышал.

Аня завистливо поглядывала на Костю, который в какой-то момент просто скинул с себя майку, и все. Снизу-то на нем так и так ничего не было.

А на Ане и майка, и джинсы, да еще и рюкзак в придачу. Солнышко припекло макушку, ручейки пота стекали по спине, пот щипал глаза, капал с носа и затекал в рот. Сколько ж они идут уже? С каждым шагом Ане казалось, что все, наступил предел. Сейчас она просто рухнет на дорогу и останется навсегда лежать. Однако ноги каким-то чудом продолжали топать по земле, в каком-то отдельном от хозяйки, автоматическом ритме.

Никогда в жизни она еще не ходила так долго!