Виктор Кротов - Сказки-притчи

Высыпал кто-то на стол картонные кусочки для картинки-составлялки и ушёл. Пришлось им самим отыскивать себе места в картинке. Такое началось! Одни своё место ищут, а другие ищут место получше и этих отпихивают. Вернулся хозяин составлялки, вздохнул: «Неужели вы для того ожили, чтобы вместо красоты несуразица получилась?..»

Завелась у Проши особая удочка. С нею можно было у любого человека что хочешь выудить. Человек сам на крючок вешал, что Проше хотелось, только тяни. Правда, на выуженных вещах дырочки от крючка оставались. Любой ветерок так свистел в эти дырочки, словно смеялся над Прошей. Так что Проша потом и от удочки избавился, и от улова.

Вырос однажды на клёне прекрасный цветок, один-единственный. «Какое чудо!» – радовался клён. И все свои соки отдавал цветку. Даже листва пожухла. «Принесёшь семена, от них цветущие клёны пойдут,» – шептал он цветку. «Вот ещё! – фыркнул однажды цветок. – Я и так хорош». И улетел с осенним ветром. С тех пор клён сам похож осенью на огромный цветок.

Поехал Айн на эскалаторе, а тот не кончается. Стал Айн жить на нём. Привык, приспособился. Полюбил свой эскалатор. А тот едет то вверх, то вниз, то вбок сворачивает. Даже другие страны Айн повидал. Иногда со встречных коротеньких эскалаторов ему кричали: «Сойди, отдохни, куда едешь?» – «Наверное, в бесконечность,» – отвечал Айн.

Вырезали дети из бумаги целый мир. Вот только исправить что-нибудь не получалось. Захочешь перестроить домик, а его обитатели не дают: привыкли. Поймаешь бумажного жителя, чтобы его улучшить, а он вырывается, пищит: «Я сам за собой послежу!» Были дети создателями, а стали – наблюдателями.

Любочка слышала музыку повсюду. Она могла слушать кассеты и диски без магнитофонов и проигрывателей. Слышала пение ветра и концерт закатного неба. Она научилась даже слышать мелодию любого предмета. А уж когда Любочку знакомили с новым человеком, она заслушивалась надолго. И прощаясь с ним, изо всех сил аплодировала.

Главным удовольствием для Забивона было заколачивать двери. Всюду, где мог, он забивал их огромными гвоздями. А ещё лучше – досками крест-накрест. И с надписью: «Хода нет!» Но вот однажды он увлёкся и заколотил изнутри все двери в доме, а отколачивать их он не умел. Так и живёт там теперь Забивон безвылазно.

Жила-была девочка. Такая крошечная, что заблудилась в собственных волосах. И забрела внутрь головы. Оказалась она там одна-одинёшенька. Ходит и отражается в своих мыслях, как в зеркалах. «Ой, как здесь скучно…» – затосковала она. И вдруг догадалась: «Надо о других подумать!» Тут же появились и другие. Кстати, и выбраться ей помогли.

Под землёй в гранитных пещерах живут бронзовые люди. Пещеры у них низкие, и всё время приходится сгибаться. Только среди ночи выползают согнутики поразмяться, но как следует распрямиться не умеют. Днём мимо согнутиков ходят обычные люди, жалеют их и гладят до блеска. А сами распрямляются и торопятся из-под земли на Божий свет.

Жил-был Ёнок. Жил и вздыхал. Потому что не знал, чей он. Маленький, тёплый, а рядом никого нет. Откуда ему знать? «Ничего, – вздыхал Ёнок, – вырасту, тогда узнаю, чей я». Только и вырос Ёнок непонятно чьим. Потом женился, и у него появился Ёночек. Тут-то Ёнок и узнал, чей он.

Фурр умел становиться львом. Он выступал в цирке самоукротителем. Выбежит львом на арену, рычит, глаза сверкают. Потом превратится в человека – и как щёлкнет бичом! И снова становится львом, только присмиревшим. Через обручи прыгает, с тумбы на тумбу. Все удивлялись. Ведь себя укрощать труднее, чем посторонних зверей.

Никто не умел отдыхать лучше Чу. Он мог спать по десять раз в день, а мог и неделю без перерыва. Умел развлекаться, веселиться, расслабляться, а также кайфовать и оттягиваться. Но Чу знал, что для хорошего отдыха нужно хорошо наработаться. И столько всего делал, прямо удержу на него не было! Как же иначе отдохнуть по-настоящему?..

Доктор Сапиентибус готовил для каждого пациента особую таблетку. От неё человек покрывался сыпью, кашлял и чихал. У него повышалась температура, слезились глаза, закладывало уши. Он лежал пластом целую неделю. А потом всё проходило. И больше никогда в жизни человек ни капельки не болел. Так уж лечил Сапиентибус.