Ульяна Бисерова - Камень в моей руке

– Бабка того молодого оператора, который разбился на съемках, каждый день приходила ко мне в палату и часами сидела в углу, тихо позвякивая вязальными спицами. Ссохшаяся, с узкими раскосыми глазами – вся ее семья иммигрировала откуда-то с Востока. Мы, кажется, так и не обмолвились ни словом – я даже не уверен, говорила ли она по-немецки. Это она принесла кораблик. На границе яви и сна она представлялась мне бесстрастной мойрой, держащей нить мой жизни: размотается клубок – и закончатся мои мучения. А потом она исчезла – так же внезапно, как и появилась. А кораблик остался. И когда боль становилась нестерпимой, я представлял, как на всех парусах рассекаю морские просторы…

Мы помолчали.

– Мастер, я встретил девочку… Тут, по соседству, живет. Анника, кажется. Они со старшей сестрой гуляли в парке. Вы что-нибудь знаете о ней?

Лицо Келлера окаменело.

– Слабоумная. Ты собираешься доложить?

– Нет-нет, у меня и в мыслях не было! Она… такая славная.

– Мы с тобой заболтались, – резко оборвал он меня. – Уже поздно. Иди, тебе пора.

Потрясенный, я вышел на крыльцо. Разве мог я предположить, что Келлер – инвалид, прикованный к креслу? Впрочем, он действительно не выглядел несчастным, сломленным, беспомощным – и в этом была главная загадка.

Осторожно приоткрыв дверь, я прислушался. Тихо. Значит, мама еще не вернулась со студии. Надо было спешно заметать следы. Я метнулся на кухню и включил Грейси. Она распрямилась и пару секунд удивленно моргала, словно пытаясь припомнить, что произошло.

– Странно. Провал в оперативной памяти. Незапланированное отключение.

– Может, программа какая-то забарахлила? – участливо спросил я. Я знал, что недоумение в ее глазах – это эмоция, которую приписало мое собственное воображение, но все равно не мог избавиться от чувства вины.

– Нет, все системы в норме.

– Я все же думаю, тебе стоит перенести дату плановой диагностики. Занеси в ежедневник на следующую среду.

– Хорошо.

– Смотри, какой подарок для Роба я раздобыл! – меня так и распирало от гордости. – Он завтра уезжает в клинику.

– Просто чудесный, – кивнула Грейси. – Мама просила напомнить: причешись и надень свежую рубашку – сегодня в гости придет Кимберли.

– О не-е-е-ет! Только не это! – довольная улыбка тут же сползла с моего лица.

Если и был кто-то, кого я просто на дух не выносил, так это Кимберли, моя тетка. Причем в самом буквальном смысле: от приторно сладкого запаха ее духов у меня сразу же начинался приступ удушья.

Оказавшись в своей комнате я, не теряя ни минуты, нашел подходящую по размеру коробку и отправил к Робу дрона с посылкой. А из головы все не шла история Келлера и то, как изменилось его лицо, стоило мне упомянуть об Аннике.

– Это просто магия! Перед сном я нанесла каплю средства на лицо и утром проснулась семнадцатилетней девчонкой! Ни морщин, ни темных кругов под глазами – ни-че-го! «Оруэлло», запомни. Стоит, конечно, безбожно дорого, но увидев себя в зеркале, ты снимешь с пенсионного счета все средства и купишь запас сыворотки на пять лет вперед, ручаюсь, – доносился из-за закрытых дверей гостиной простуженный, как осенний ветер, голос Кимберли. – Вкалываешь на студии, как проклятая, и все ради чего? Тебе еще три года назад обещали дать собственное шоу, но ты до сих пор так и крутишься на побегушках у этого Шульмана!

– Генрих меня очень ценит, – устало возразила мама.

– Разумеется, ценит! Ты же тащишь на своем горбу все шоу! Ты вспомни, когда у тебя в последний раз отпуск был? Или хотя бы обычный выходной? Я тебе больше скажу – ты до сих пор не стала режиссером, потому что ты слишком хороший ассистент режиссера!

– Ты же не хочешь сказать, что…

– Именно это я и хочу сказать: Шульман ни за что тебя не отпустит! Где он еще такую дурочку найдет?

– Привет, Кимберли, – выдавил я, входя в гостиную. Тетка в ответ лишь хмыкнула: она недолюбливала меня еще сильнее, чем я ее.

– Давайте хоть раз устроим тихий семейный ужин, – взмолилась мама.

Я плюхнулся на стул. Всякий раз, видя их рядом, я поражался, как сестры могут быть настолько разными. И что бы там не говорила Кимберли, мама была настоящей красавицей, хотя в последнее время действительно сильно уставала. Во время полуночных набегов на холодильник я не раз замечал узкую полоску света из-под двери ее спальни. Ее тихая, неброская красота совсем не меркла на фоне старшей сестры. Невысокая, изящная, как хрупкая фарфоровая статуэтка. Даже странно, что у нее родился такой увалень, как я. Мама говорит, что я – вылитый отец. Приходится верить на слово – ни одной фотографии или видео не сохранилось. Он был военным, а мама – спецкорреспондентом, снимала сюжеты о стычках с мигрантами. Он погиб, накрыв своим телом бутылку с зажигательной смесью, которая могла покалечить кучу народа. А через несколько дней мама узнала, что ждет ребенка. Кимберли не раз открыто говорила, что тогда мама совершила самую большую ошибку в жизни, разом поставив крест и на карьере, и на удачном замужестве. Уж кто-кто, а сама Кимберли никогда бы так глупо не поступила. Она уже трижды сходила под венец, и была не прочь прогуляться еще раз, если подвернется подходящий кандидат, состоявшийся и состоятельный. Она и не скрывает, что рассматривает брак лишь как удачный бизнес-проект. И основательно готовится к судьбоносному знакомству с очередным финансовым магнатом. Иногда перед ее приходом мы с Грейси даже заключаем пари: какая часть тела подверглась «улучшению» на сей раз. Самым радикальным пока было, пожалуй, удаление нижних ребер. Это позволило ужать талию до сорока двух сантиметров. Правда, теперь Ким, похожая на восьмерку, вынуждена до конца жизни носить жесткий корсет, но ее это ничуть не пугает. Однажды мама показала мне старую фотографию: они с Кимберли стоят в обнимку на берегу моря. Я смотрел и не мог поверить своим глазам – что же должно было произойти, чтобы эта искрящаяся счастьем, веснушчатая девчонка превратилась в говорящую куклу?