Давид Дар - Книга чудес, или Несколько маловероятных историй

Придя домой, он развязал веревочку, развернул газету и нашел свою молодость свежей, как в тот день, когда он снес ее в ломбард. Всё было в полной сохранности: и безрассудные юношеские порывы, и стремление к праздным забавам, и желание целоваться с девчонками. Даже русый хохолок по-прежнему вскочил торчком на его гладенькой лысине.

И Мойкин снова стал юношей.

Только теперь он стал старым юношей.

Вот в этом-то всё и дело.

Но об этом он не подумал, и, увидев, что внучатые племянники с криком и гиканьем бегут к реке купаться, он поддался своему безрассудному юношескому порыву, распахнул окно и крикнул:

— Постойте! Постойте! И я с вами!

И с юношеским пылом, кряхтя от старческой немощи, стал взбираться на подоконник.

— Поглядите! Дедушка в окно лезет! — закричали внучатые племянники. — С ума он сошел от старости, что ли?

А их юный дедушка, с трудом взбираясь на подоконник, чувствовал такую усталость и одышку и так ему стало холодно у раскрытого окна, что он подумал: «Действительно, с ума я сошел от молодости, что ли? Какое может быть удовольствие в том, чтобы прыгать в окно, бежать по улице и бросаться в холодную реку, когда можно, не выходя из дому, принять теплую ванну…»

И внучатые племянники, не добежав до реки, вернулись обратно. Они помогли своему дедушке слезть с подоконника, они привели его к дивану, укрыли пледом, положили мокрое полотенце на голову и горячую грелку к ногам и, убежав играть в футбол, оставили возле дедушки одного из внучатых племянников, приказав оказывать дедушке почет и читать ему вслух статьи, превозносящие его обширные знания.

За окном метались ветви деревьев, стал накрапывать дождь, а в комнате было тепло и тихо. Старый юноша лежал на диване, грея под пледом свои старые кости, испытывая желание целоваться с девчонками и прислушиваясь к хрусту своих подагрических суставов.

В это время он заметил прижавшуюся к оконному стеклу нашлепочку носа и хитрые раскосые глазки какой-то школьницы. И, почувствовав, что подсохший хохолок снова вскочил на его гладенькой лысине, он отпихнул ногой грелку и закричал, что он сейчас, что только наденет брюки, шерстяную фуфайку, вязаный жилет и ботинки с галошами.

Но, оглянувшись вокруг, он увидел спину своего внучатого племянника, который уже выпрыгивал из окна к хитроглазой школьнице, и, сколько старый юноша ни кричал, он не мог его докричаться.

И, лежа в одиночестве, он думал: «Как видно, это старость мешает мне наслаждаться молодостью. Не попробовать ли сдать свою старость в ломбард, как прежде я сдал свою молодость, а когда наслажусь молодостью досыта, тогда съезжу в ломбард, предъявлю там квитанцию, получу обратно свою старость и умру в глубокой старости, как приличествует солидному профессору».

Так он и решил сделать. На следующий день встал чуть свет, завернул свою старость в газету, перевязав ее крест-накрест веревочкой, и, вызвав такси, повез в ломбард.

— Примите, пожалуйста, мою старость, — сказал он приемщику. — Вот моя старческая немощь, вот мои морщины, вот лысина, а это проклятая подагра, из-за которой я не могу даже влезть на подоконник.

— Не всё, папаша, — сказал приемщик.

— Ах, простите, — воскликнул Мойкин, — я совсем забыл про склероз! — И он протянул в окошко свой склероз. — Вот теперь уже, кажется, всё.

— Нет, папаша, — сказал приемщик, — комплект не полный. Какая же это старость без тех знаний, которые вы всю жизнь приобретали? А ну-ка выкладывайте сюда свою ученость, и заработки тоже, и почет не забудьте — тот почет, который вам оказывает весь город.

— Как? — закричал Мойкин. — Что же останется мне?

— А молодость? — сказал приемщик.

— Только молодость? — воскликнул Мойкин. — И я опять стану глупым и невежественным мальчишкой, каким был в восемнадцать лет?.. Нет уж, покорно благодарю! Отдавайте обратно мою лысину и морщины, мою подагру и мой склероз. Уж лучше я останусь со своей старостью, а что касается молодости, так я подумаю, как бы мне всё-таки ею насладиться.

И, забрав свою старость, он поехал домой, обдумывая, как бы насладиться своей молодостью.

Но старость — это старость, и если человеку недавно стукнуло пятьдесят восемь лет и он встал чуть свет, ездил в ломбард и спорил с приемщиком, то, когда он возвращается домой, ему уже не до молодости, — ему дай бог только добраться до дивана и вытянуть усталые ноги.

А когда он добрался до дивана и вытянул усталые ноги, то сразу стал похрапывать.