Лариса Евгеньева - Сестры

А заметила, наконец, Эля, когда они уже гуляли под ручку по коридору. Все зашло слишком далеко. Однако нельзя было позволить зайти этому еще дальше.

Проводив взглядом парочку, отправившуюся на большой перемене в буфет, Эля кивком подозвала Серикова.

- Ну как, Серый, на новом месте? - поинтересовалась она. Привыкаешь?

- Привыкаю, - с намеком сказал Сериков. - Только что-то не получается.

- Ну так переезжай обратно.

- Обратно! - хмыкнул Сериков. - Дудки теперь обратно.

- Ничего не дудки. Садись, и всё.

- А твоя сестра? - озадаченно спросил Сериков. Что-то такое он чувствовал странное, какое-то неудобство, но никак не мог сообразить, в чем дело.

- А сестра - туда.

- Она хочет туда? Лады! - Сериков расплылся в улыбке.

- Да не хочет она. Просто ты сам ей скажешь: я, мол, желаю на старое место. Имею полное право. Понял?

- Не.

Элю даже передернуло от возмущения: ну что за тупица! Толкуешь ему, а он как...

- Вот, - сказала она, постучав костяшками пальцев сначала по голове Серикова, а потом по парте. - Один звук. И сейчас не понимаешь?

- Не, - страдая, повторил Сериков.

- Мне надо, - раздельно проговорила Эля, - чтобы она сидела там, а не здесь. Теперь ты понял?

В глазах у Серикова что-то начало проясняться. Он посмотрел на Элю, потом огляделся и наконец понял, в чем заключалась эта странность: возле Эли не было ее тени - Зайца!

- А! Заяц! - почти выкрикнул он.

- Шшш... - дернула его за рукав Эля: к ним, маневрируя, приближался сплетник Храповицкий, притворяясь, что все его перемещения - чистейшая случайность.

- Значит, договорились, - бросила Серикову Эля, выходя из класса.

Однако ни на этой перемене, ни на следующей, ни до конца уроков ровным счетом ничего не произошло. Эля оборачивалась, бросала на Серикова взгляды, сначала гневные, потом просительные, потом умоляющие, - Сериков потел, пыхтел, мучился, краснел... и оставался на своем месте.

- Что-то у меня сумка потяжелела, - сказала Эля, когда прозвенел звонок с последнего урока, и окликнула Серикова: - Поможешь?

Они вышли вместе, Сериков нес ее сумку. Сестричка с Зайцем, разлюбезная парочка, живо умчались вперед и скоро скрылись с глаз - не оглянувшись, не помахав ей рукой! Сериков горбился и понуро вздыхал, но Эля заговорила о школьных делах, о завтрашнем сочинении, и он оживился. Проходя мимо кинотеатра, где начали показывать новый фильм, Эля сказала, что хочет его посмотреть, и они договорились на послезавтра, так что Сериков совсем растаял. И только когда они подошли к ее дому, Эля небрежно спросила, как о деле решенном:

- Значит, завтра перебираешься?

Сериков дернулся, словно ему дали под дых.

- Ну, пока, - махнула ему рукой Эля. - И не опоздай в кино!

- Постой! Я не могу так, я не обещаю, - забормотал Сериков, хватая ее за руку. - Я не могу так с человеком, не могу, ну, убей меня, не могу!

Эля наклонила голову и опустила глаза, ожидая, пока они наполнятся слезами.

- Я не буду убивать тебя, Серенький, - тихо сказала она. Потом медленно подняла глаза, полные слез: - Просто теперь я буду знать: кто-то человек, а я - нет. Я не человек. Вот как.

Дождавшись, пока по щекам скатились две большие слезы, она повернулась и вошла в подъезд.

Назавтра Сериков вбежал в класс перед самым звонком и направился прямо к своей прежней парте. Был он какой-то бледно-желтый, взъерошенный, с темными подглазьями - словно после болезни.

- Ты меня, Кир, извини, пожалуйста, - забормотал он, стараясь не смотреть на Киру, - только вот какое дело: у меня, понимаешь, зрение ни к черту, ну, неважное зрение, так что ты извини... На последней парте, сама понимаешь, особенно если с глазами не того...

- Ой, ну конечно! - всполошилась Кира, бросаясь собирать тетради. Чего ж ты с самого начала не сказал?

- Да так, в общем... н-ну...

- У тебя близорукость, да? Моя бабушка делает такие специальные упражнения для глаз, которые снимают близорукость! Я ей напишу, она тебе пришлет. А сколько у тебя диоптрий?

Глаза у Серикова в панике заметались: похоже, он и слова-то такого не знал - диоптрии.

- Минус два, - еле слышно подсказала Эля.

- Минус двадцать два! - не расслышав, брякнул Сериков.

Кира всплеснула руками:

- Двадцать два-а?! И ты без очков? Что же ты видишь?

- Да так как-то... смутно все. Расплывчато...

- А хочешь, скажу, что он видит?

Возникнув, словно чертик из табакерки, рядом с Элей стоял Храповицкий и ехидно щурил глаз. Сообразительностью он отличался феноменальной: там, где Серикову приходилось разжевывать полчаса, Храповицкому достаточно было одного слова. Или вовсе не надо было слов - довольно и взгляда.