Игорь Фарбажевич - Рождественские сказки

Наказывать мне внука.

Пусть будет мой ответ суров:

Сумеют руки пряхи

Сшить для бессовестных воров

Тюремные рубахи!

6.

А в это самое время, в ХХ веке в Мадриде, спустя два часа к зданию Прадо со стороны Ботанического сада подъехала серая легковая машина.

Показав охране свои пропуска, вор Педро и вор Леоне прошли в Музей, объяснив, что в эту ночь дежурят на Выставке.

Как и было договорено, ровно в два часа третий преступник (имени которого мы не знаем, но это не так важно) отключил на пульте сигнализацию. И Педро с Леоне подошли к пяти выбранным картинам. Две они сняли быстро, но когда взялись за третью (а это было полотно Бартоломе Эстебано Мурильо), Педро сказал:

- Эй, послушай!.. Мне кажется, на этой картине была ещё и собака. Ну, да! Вот тут, слева! А теперь её нет!..

- Вот ты и допился, - мрачно ответил Леоне. - Говорил тебе: много не пей.

- И все-таки, - задумчиво бормотал Педро, - я теперь точно припоминаю, что здесь был нарисован большой рыжий пес. Он сидел перед ма... - Не успел он закончить фразу, как в полутемном зале раздался громкий лай пса Мулея. Ма-мааа!.. - закричал Педро, прижимаясь спиной к картине. Но тут же получил удар по голове: это Рикардо стукнул его кувшином, да так сильно, что от горлышка отлетел на пол глиняный черепок. А из темноты зала уже бежали к бандитам появившиеся из-за кресел донья Паскуала, столяр Менго и кузнец Дьего.

Воры кинулись было в разные стороны, но их догнали. Мулей и Мурильо вцепились в штаны. Не успели Педро с Леоне и сообразить что-нибудь, как очутились в смирительных рубашках и в деревянных колодках, притом - внутри железной клетки, которую кузнец перенес из картины прямо в зал и поставил на паркет.

В эту минуту заревела сирена. Она загудела не только по всему Музею, но и снаружи на площади, сзывая бдительных полицейских со всего Мадрида. Когда полиция вбежала в зал, то так и застыла на месте, обнаружив связанных людей, сидящих в клетке.

Те плакали и клялись, что больше никогда не будут воровать. У стены стояли две снятые ими картины, а на полу лежал какой-то глиняный черепок, на который никто не обратил внимания.

На кота тоже, конечно, не обратили никакого внимания.

Коты в музеях - обычное дело.

7.

Утром Мурильо отправился на открытие Выставки. Вернее, он никуда и не уходил из Музея. Когда закончилась суматоха с полицией, кот просто нырнул под знакомую лестницу и сладко выспался.

С утра залы были заполнены важными гостями: министр культуры, художники, коллекционеры, журналисты. Сеньор министр сказал речь, короткую, но пылкую, и любезно предложил сеньору директору Музея разрезать вместе с ним алую ленточку.

Под оркестровый туш раздались аплодисменты, вспыхнули фотовспышки. Тут директор музея обратил всеобщее внимание на полицейских, которых пригласили специально к открытию. Он поблагодарил их за четкую работу в поимке преступников и вручил каждому годовой бесплатный билет на все художественные выставки Прадо. Снова затрещали аплодисменты и фотовспышки, оркестр исполнил туш, а официанты стали разносить на подносах бокалы с шампанским.

Кот Мурильо наблюдал за всем этим, прогуливаясь между гостей, а затем отправился домой, в старинный испанский дворик, где жил высоко под крышей со своим хозяином, который дал ему такое волшебное имя. Мурильо, не будь он котом, стал бы помогать хозяину растирать краски, сбивать подрамники, натягивать холсты и покрывать их льняным маслом, затем рисовать - сначала карандашом, потом углем* или сангиной* и наконец - красками. Тогда бы появился однажды на картине пес Мулей и улыбнулся бы своей деревенской простой улыбкой до ушей, и сказал бы: "Привет, Мурильо Второй!.. Как поживаете? А ведь не полицейские тогда скрутили воров, а? Мы-то знаем! Рррр!"

И Мурильо ему ответил бы:

"Привет, сеньор Мулей! Да, Слава тогда досталась не нам, зато нам досталась Тайна! Не так уж и мало, если вмешиваешься в дела людей! Мррр!.."

СКАЗКИ БИБЛИОТЕЧНОГО ПОПУГАЯ

1.

Был поздний Рождественский вечер в одной из комнат Стокгольмской Королевской библиотеки. Бесконечные ряды книжных полок уходили вверх к почти недосягаемому потолку. Где-то там бледно горели пыльные люстры скорее для обозначения потолка, чем для освещения комнаты. Поэтому на небольшом письменном столе, за которым сидел почтенного вида старик, ярко горела старинная бронзовая лампа. Она освещала его морщинистые руки, белую бороду и несколько рассыпанных фолиантов. Старик что-то горестно и безысходно бормотал, качал седой бородой, внимательно рассматривал сильно потрепанные пожелтевшие страницы сквозь толстое увеличительное стекло.