Редьярд Киплинг - Стихотворения (перевод С Я Маршака)

Имя его мне открой.

Рикки - сверкающий глаз,

Тикки - бесстрашный герой,

Рик-Тикки-Тикки,

Герой наш великий,

Наш огнеглазый герой!

Хвост пред героем развей,

Трель вознеси к небесам.

Пой ему, пой, соловей!

Нет, я спою ему сам.

Славу пою я великому Рикки,

Когтям его смелым,

Клыкам его белым

И огненно-красным глазам!

О ВСАДНИКЕ И КОНЕ

Ни шпорой, ни плетью коня не тронь,

Не надо вступать с ним в спор.

Но может в пути минута прийти

И почувствует взнузданный конь

Хлыста остроту, и железо во рту,

И стальные колесики шпор.

ЕСЛИ...

О, если ты покоен, не растерян,

Когда теряют головы вокруг,

И если ты себе остался верен,

Когда в тебя не верит лучший друг,

И если ждать умеешь без волненья,

Не станешь ложью отвечать на ложь,

Не будешь злобен, став для всех мишенью,

Но и святым себя не назовешь,

И если ты своей владеешь страстью,

А не тобою властвует она,

И будешь тверд в удаче и в несчастье,

Которым, в сущности, цена одна,

И если ты готов к тому, что слово

Твое в ловушку превращает плут,

И, потерпев крушенье, можешь снова

Без прежних сил - возобновить свой труд,

И если ты способен все, что стало

Тебе привычным, выложить на стол,

Все проиграть и вновь начать сначала,

Не пожалев того, что приобрел,

И если можешь сердце, нервы, жилы

Так завести, чтобы вперед нестись,

Когда с годами изменяют силы

И только воля говорит: "Держись!"

И если можешь быть в толпе собою,

При короле с народом связь хранить

И, уважая мнение любое,

Главы перед молвою не клонить,

И если будешь мерить расстоянье

Секундами, пускаясь в дальний бег,

Земля - твое, мой мальчик, достоянье!

И более того, ты - человек!

ТОММИ АТКИНС

Хлебнуть пивца я захотел и завернул в трактир.

- Нельзя! - трактирщик говорит, взглянув на мой мундир.

Девчонки мне смотрели вслед и фыркали в кулак.

Я усмехнулся, вышел вон, а сам подумал так:

"Солдат - туда, солдат - сюда! Солдат, крадись, как вор.

Но "Мистер Аткинс, в добрый путь!" - когда играют сбор.

Когда играют сбор, друзья, когда играют сбор.

"Любезный Аткинс, в добрый путь", - когда играют сбор".

Явился трезвого трезвей я в театральный зал.

Но пьяный щеголь сел на стул, где я сидеть желал.

Назад спровадили меня - под самый небосвод.

Но если пушки загремят, меня пошлют вперед!

Солдат - туда, солдат - сюда! Гони солдата вон!

Но если надо на войну, - пожалуйте в вагон.

В вагон пожалуйте, друзья, пожалуйте в вагон.

Но если надо на войну, пожалуйте в вагон!

Пускай вам кажется смешным грошовый наш мундир.

Солдат-то дешев, но хранит он ваш покой и мир.

И вам подтрунивать над ним, когда он под хмельком,

Гораздо легче, чем шагать с винтовкой и мешком.

Солдат - такой, солдат - сякой, бездельник и буян!

Но он храбрец, когда в строю зальется барабан,

Зальется барабан, друзья, зальется барабан.

Но он - храбрей, когда в строю зальется барабан.

Мы - не шеренга храбрецов и не толпа бродяг.

Мы - просто холостой народ, живущий в лагерях.

И, если мы подчас грешим - народ мы холостой,

Уж извините: в лагерях не может жить святой!

Солдат - такой, солдат - сякой, по он свой помнит долг,

И, если пули засвистят, - в огонь уходит полк.

В огонь уходит полк, друзья, в огонь уходит полк,

Но, если пули засвистят, в огонь уходит полк!

Сулят нам лучший рацион и школы - черт возьми!

Но научитесь, наконец, нас признавать людьми,

Не в корме главная беда, а горе наше в том,

Что в этой форме человек считается скотом.

Солдат - такой, солдат - сякой, и грош ему цена.

Но он - надежда всей страны, когда идет война.

Солдат - такой, солдат - сякой! Но как бы не пришлось

Вам раскусить, что он не глуп и видит все насквозь!

БАЛЛАДА О ЦАРИЦЕ БУНДИ

Он умирал, Удаи Чанд,

Во дворце на крутом холме.

Всю ночь был слышен гонга звон.

Всю ночь из дома царских жен

Долетал приглушенный, протяжный стон,

Пропадая в окрестной тьме.

Сменяясь, вассалы несли караул

Под сводами царских палат,

И бледной светильни огонь озарял

Ульварскую саблю, тонкский кинжал,

И пламенем вспыхивал светлый металл

Марварских нагрудных лат.

Всю ночь под навесом на крыше дворца

Лежал он, удушьем томим.

Не видел он женских заплаканных лиц,

Не видел опущенных черных ресниц

Прекраснейшей Бунди, царицы цариц,

Готовой в могилу за ним.

Он умер, и факелов траурный свет,