Александр Кононов - У железного ручья (Повесть о верном сердце - 1)

- Хошь, будем в козла играть?

- Это что - в карты?

- Какое в карты! В живого козла... А, сметанная голова! - закричал он, приметив издали Яна. - Лети сюда, будем играть.

Ян подошел, остановился, глядя застенчиво.

- Ну, вот ты, к примеру, будешь козел. Становись! Вот так. - Евлампий показал, как надо стать: согнулся, уперся руками в колени. - А я через тебя буду скакать. А ты считай: один раз прыгну - это называется: "вилочки козлу", другой раз прыгну - "ложечки козлу". Потом: "как бы не задеть козла", "как бы не помять козла". Тут я все время должен скакать через тебя так, чтобы не задеть ногами. А уж потом: "задел козла". Я тебя тогда двину ногами. Под конец: "помять козла" - это значит, я, как хочу, могу на тебя навалиться, хоть на голову сесть. Понятно?

- Понятно.

- А если я задену раньше времени козла или забуду сказать "вилочки козлу", спутаюсь, скажу сразу "ложечки", ну, тогда я - козел, тогда через меня сигайте. Ну, становись! - сказал он Яну.

Ян согнулся, руки, как было показано, упер в колени.

Евлампий сперва прыгал старательно, приговаривая вполголоса с озабоченным видом: "вилочки козлу", "ложечки козлу", а когда выходило: "помять козла" - садился с размаху Яну на шею так, что тот тыкался носом в песок.

Ян вставал, снова терпеливо нагибался, и Евлампий опять прыгал. Скоро он начал строить Грише рожи, подмигивая в сторону Яна.

Похоже было, что этот опытный игрок так и не собьется: вовремя скажет "вилочки", вовремя заденет козла.

Прошло много времени. Ян стоял смирно и только от раза к разу все сильнее тыкался носом в землю.

Грише стало не по себе. Почему козлом оказался Ян, а не Евлампий? Сбиться со счета "вилочки-ложечки" трудно. Значит, так Ян и будет стоять, согнувшись, до вечера, а Евлашка будет через него скакать, пока сам не устанет?

Но Евлампий не уставал.

Он скакал и скакал, да еще и подмигивал Грише: вот, мол, дурака нашли - сметанную голову...

Наконец Гриша вспомнил: а "ножички" где же? "Вилочки козлу", "ложечки козлу", а "ножички"? Он и сам теперь толком не помнил, что должно идти после "ложечек" и закричал запальчиво:

- "Ножички"!

- Чего "ножички"? - оглянулся Евлампий и нечаянно задел Яна ногой.

- Задел, задел! Теперь становись сам!

- Чего задел, где задел?

- Еще не было "задел козла". Значит, это ты рано...

- "Рано, рано"!.. Рано у барана!

- Но ты ж сбился? Задел?

- А зачем ты заорал "ножички"? Какие тебе еще "ножички"? Ты заорал, я и сбился.

- Сбился - значит, козел. Становись!

- Становится виноватый. А я не виновен. Кто сбил меня своими дурацкими "ножичками", тот и виновен.

- А, так ты не хочешь быть козлом? - зловеще спросил Гриша, подходя к Евлампию. - Ты не хочешь по-честному?

- Но, но! Убери грабли подальше... Одного такого мы видали, через левую руку кидали!

Гриша близко увидел злые глаза Евлампия, узенькие, карие, в зеленых крапинках.

Не помня себя, он схватил его изо всех сил, пригнул к земле:

- Ян, прыгай через него!

Евлампий ловко вывернулся, с размаху дал Грише подножку, тот покатился на песок, еле успев ухватиться за Евлашину ногу. Но раз ухватился, то и не выпустил, - Евлампий упал рядом...

Выйдя от Перфильевны, прасол Лещов долго глядел на мальчишек. Враги самозабвенно катались перед ним по земле. Верткий Евлампий то и дело оказывался наверху, но каждый раз потом его подминал под себя Гриша: он все-таки был сильнее.

В сытых глазах прасола засветился неподдельный интерес; он даже описал полукруг около дерущихся, стремясь, видно, разглядеть подробности битвы. Наконец Гриша окончательно уселся на Евлампия и, схватив гореть песку, заорал победно:

- Ешь землю, проси пощады!

И тут увидел перед собой бороду Лещова. Он вскочил испуганно.

Но прасол только сказал сыну:

- Не умеешь, дурак, сдачи давать!..

И пошел к двуколке. За ним поплелся и Евлаша, одергивая измятую рубаху и посылая исподтишка Грише и Яну разные посулы - в виде сжатых кулаков, кукишей, высунутого языка; все это чередовалось у него с удивительным проворством.

Гриша с Яном долго обсуждали происшедшее, и воспоминаний об этом, должно быть, хватило бы у них на целый день...

Но тут возник на дороге щеголеватый топот. Предчувствуя необычайное, мальчики побежали к придорожному плетню. Скакал эскадрон драгун. Впереди на золотистом жеребце сидел хмурый офицер; лицо у него было словно забинтовано огромными усами. Драгуны пропылили мимо "Затишья" не останавливаясь.

Стоявшая с ведрами у колодца кухарка Анфиса проговорила громко: