Олег Кузнецов: Бычок из консервной банки

На этот раз бычок не повторил утреннюю ошибку. Он немедленно нырнул в банку, высунул оттуда голову и в таком положении приготовился встретить гостей, которые подлетели в ту же минуту и рассеялись, рыская, точно мародерствующий взвод вражеской армии на брошенной хозяином усадьбе. А хозяин был тут, они его просто не замечали, потому что носились словно ошалелые.

Вскоре возбуждение, не поддержанное никакими находками, стало ослабевать, разочарованные гостьи разбрелись куда попало. Лишь самая бойкая из молодок осталась на расчищенной площадке. Она сделала круг возле жестяного дома и вдруг наткнулась на чью-то голову, напряженно на нее глазевшую! Она только секунду или две помедлила, как бы проверяя свои чувства, а затем, видя, что бычок торопливо посторонился, давая ей дорогу, юркнула под банку.

Умница! Никто из ее товарок так и не понял, что здесь нерестилище приготовлено, - уж очень необычна была постройка. Она же не стала сомневаться, и уже через несколько минут дом нашего героя стал по-настоящему обжитым. В одном месте на его круглой стене остались приклеенными тысяча или, может быть, больше мелких икринок. Они лежали плотно, одна к одной, - неподвижные, но живые!

Ту, что принесла их, бычок поскорей вытурил - не очень-то он доверял ей, боялся, что по легкомыслию своему она беды наделает, - сам же остался и нарадоваться не мог на чудесное богатство. Он без конца осматривал икринки, ощупывал их нежнейшими прикосновениями губ, казалось, готов был перепестовать их каждую в отдельности.

Никакой горечи не испытал эгоистичный счастливец от того, что вне себя от досады уплыли гостьи. Он даже не высунулся, чтобы хоть взглядом проводить их.

Теперь его интересовали только икринки. Он даже не обеспокоился тем, что ближе к ночи набатными стали удары прибоя - то тарамонтана, свирепый ветер с акватории, искал, куда приложить силы. Обычно в таких случаях рыбы уходили подальше от берега, чтобы не стать жертвами волн, получавших тяжесть катящихся жерновов. И теперь все, кто мог, отступили к глубине, но, конечно, не наш герой, хотя все сильней давили на банку и уж раскачали ее жестокие приступы течений.

Один за другим баркасы рыбаков, рычащие, будто огрызались они на гнев моря, прошли полным ходом по курсу к дому. Волны преследовали их, а нагнав, неожиданно отступали, обнажая крашеные днища. А затем со страшной силой били вдогонку - как пощечинами по круглым скулам!

Подводный охотник, в одних только голубых плавках, суетился на берету, спешно укрепляя хлопающую палатку, а его жена, успевшая надеть теплую куртку, ловила ожившие вещи. Когда она оглядывалась на море, лицо ее делалось испуганным - видно, жалела, что согласилась поехать отдыхать на этот пустынный берег.

На улицах приморских городов и поселков вздымались столбы пыли, а люди терли глаза, в которые попали песчинки, и ругались: "Тарраммонтана!"

Ночь каким-то предательским приемом подмяла под себя вечер: не больше минуты сверкал огненный закат в узкой прорехе разорванного неба, и наступила темень.

Море уже буйствовало вовсю, но этого как будто мало было природе: острые молнии поскакали по небесам, мелкие взрывы покатились слева, справа, а потом рвануло в самом крепком месте - на высоте, - и оттуда хлынуло такое обилие воды, словно небо надеялось соперничать с морем. Новые вспышки выхватили из тьмы белозубые пенные оскалы бурунов, рвавшихся сгрызть сушу, но бессильных преодолеть прибрежное мелководье. Наткнувшись на невидимую границу, они рушились и, уже униженные, распластанные, все же стремились к берегу и накатывались на него, завоевывая метр за метром.

Наш забившийся в банку герой оказался на пути бесчисленных атак моря. Вначале банка довольно крепко удерживалась грунтом: лишь наклонялась в сторону берега под натиском воды, а затем, когда волна отступала, снова становилась на место. Но, как известно, песок - самая ненадежная опора для построек. Вскоре толстый слой его был поднят со дна и взболтан.

Сорвало и жестяной дом. Только чудом бычок не вывалился, но тут банка начала планировать и вдруг ткнулась в самый берег. Она опустилась опять дном кверху, и отогнутая жестяная крышка довольно крепко врезалась в грунт, что на некоторое время обеспечило банке неподвижность. Разумеется, относительную, потому что тут было местечко, которое отличалось от пекла только сыростью. Бычка мотало и колотило с такой силою, что уже через минуту он был оглушен.

Между тем могучий вал, рожденный где-то за сотни километров, во тьме катился к берегу. Ничто не мешало ему; только в одном месте он наткнулся на какое-то терпевшее бедствие суденышко, подхватил его, высоко поднял и со страшной силой грянул о море. Но и он был задержан мелью. Яростно восстал он в виду недосягаемого берега, затем ссутулился, наклонился, лег и как бы по-пластунски, ползком, только со страшной скоростью ринулся к берегу, ударил в него, снова взмыл и, подхватив на самый свой гребень консервную банку с бычком, вкатился на сушу. Жестяная обитель секунду побалансировала наверху, затем по отлогой спине волны устремилась вниз и плавно, как по маслу, соскользнула на берег.