Олег Кузнецов - Однажды в кабаньем детстве

Теперь она его увидела - и целехонького! Пожалуй, он выглядел даже слишком целым, слишком крепким, чтобы можно было его немедленно есть. Но признаков жизни он уже не проявлял никаких, в этом она сразу же убедилась.

И все-таки что-то сдерживало птицу, какое-то невнятное чувство неуверенности. Довольно долго она, казалось чудом держась на тонкой веточке, просидела ссутулившись, как бы припоминая не без печали события молодости или роскошь прежних пиров, а на самом деле пристально следя за находкой. Потом, сделав еще скачок, грузно навалилась на тонкое деревце одно из тех двух, которые защемили кабаненка.

Она собиралась еще некоторое время, с близкого расстояния, поизучать доставшийся ей ценный дар леса, но деревце оказалось слишком хлипким: под тяжестью птицы оно со скрипом согнулось в противоположную от пленника сторону. Сила, сжимавшая бока бедолаги, поубавилась, он рванулся, почувствовал себя свободным и засеменил вперед, словно понимая, что раз затаивание не удалось, спастись можно только бегством.

Как видно, такой оборот дела не оказался для вороны полной неожиданностью. Она хоть и взметнулась вверх с видом явно растерянным, но от крика воздержалась. Косо поднявшись на высокую березу, она села там и несколько раз брезгливо потерла клювом о бересту, как бы очищая его от налипших кусочков мяса. Пожалуй, это была совершенно ненужная операция.

А кабаненок, не подозревая, от какой беды избавился, ибо самой большой бедой считал свое отлучение от материнского соска, кое-как достиг полянки и затрусил по густым следам, оставленным многочисленной родней. Терпкие, сырые запахи весеннего леса теснили его справа и слева, создавая невидимый коридор с податливыми, но, казалось, неприступными стенками, за которыми начинался другой мир, чужой. Только раз кабаненок нечаянно сунулся в этот мир рыльцем и почувствовал, как его охватило незнакомым страшноватым холодком.

Так, по следам выводка, он добрался до соснового бора и, лишь ступив на золотисто-бронзовую хвою, услышал, и совсем не издалека, чудные звуки материнского голоса. Обрадованный, он припустил что было мочи и вскоре увидел всех своих, с комфортом расположившихся среди уходящих ввысь стройных стволов. Матушка лежала на боку; полосатые чада гроздью теснились у ее брюха.

Красноречивая картина прибавила энергии больному страннику. Взвизгнув от нетерпения, он устремился на преодоление последних метров и, наверное, мог уже различить свое личное, пока никем не занятое место возле доброй матушки, когда она, решительно стряхнув прилипшую к ней гроздь, вскочила на ноги и, коротко приказав кабанятам следовать за нею, с целеустремленностью занятого существа, у которого расписана каждая минута, углубилась в торжественный простор соснового бора.

Оказывается, здесь происходило не просто кормление, а урок кормления в лесу, как раз закончившийся; теперь, согласно распорядку, следовала легкая пробежка, видимо необходимая, чтобы утрясти полученные знания.

Да что же это такое делается?! Да не может быть!

Увы, ткнувшись в примятую телом матери еще теплую хвойную подстилку, бедняга нашел вопиющие улики: две или три капельки молока! Здесь действительно ели! Кабаненок почувствовал невыносимый голод.

И он поднял крик. И здешнее зверье и птицы, уже знакомые с его голосом, сразу же заметили, что напев песенки изменился: если до этого они слышали явные ноты каприза, может быть даже некоторое любование своим горем, то теперь в поросячьей руладе было неподдельное отчаяние, да просто прощание с жизнью! И дрозды, и белки, и все остальные испуганно замерли, хотя звук по сравнению с давешним оказался гораздо тише, с хрипотцой, прерывистый и не такой звонкий.

Разлетевшаяся во всю прыть веприца встала как вкопанная. Кабанята, не разобрав, в чем дело, промчались дальше и, вдруг обнаружив свою беззащитность, в растерянности рассеялись. Мать позвала их и, развернувшись, поспешила назад.

И вот несчастного певца, понемножку теряющего голос, окружили братья и сестры. Они сочувственно трогали его пятачками, тревожно суетились, желая, видно, помочь, но не зная, как это сделать.

Одна только добрая матушка не разделяла общего настроения. Стоя чуть в стороне, она подозрительно наблюдала за хнычущим сыном, и он ей очень не нравился. Все дети как дети, а этот...

Она, к сожалению, не знала, что перед ней много перенесший страдалец, она считала, что он попросту ослушник, отставший нарочно, и может сорвать важное мероприятие по изучению весеннего леса.