Любовь Воронкова - Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Село Городище. Федя и Данилка. Алтайская повесть - Повести

— Ох, и Хвастун Хвастунович! А что ж в школе-то, бывало, не делал?

— Ну, вспомнил! Я тогда еще какой был-то? Мелюзга.

— Ладно, — сказал Ромашка, — давай копать отдельно. Ты свои гряды делай, а я буду свои. Посмотрим, чьи лучше будут.

— Ну и что это будет? — сказала Груня. — Ромашка там будет копать, Женька — там, а мы — еще где-то. Да мы и гряды-то как следует делать не умеем!

— А чего ж «еще где-то?» — возразил Женька. — Я с вами буду. И все покажу. Подумаешь, важность!

Тихонько, незаметно подошла Раиса и стала, прислонившись к березе.

— А у нас скоро Виктор приезжает, — сказала она, ни к кому не обращаясь, — письмо прислал…

Все сразу повернулись к Раисе.

— Правда? Совсем или в отпуск?

— В отпуск.

— С медалями небось?

— А то как же!

— Наган захватил бы! Эх, не догадается, пожалуй!

— Захватил бы, да ведь не дадут. Не полагается.

— А может быть, возьмет да захватит! Он ведь командир небось?

— Эх, стрельнуть бы!

Все забыли про огороды.

— А какие медали-то? — допрашивал Женька. — «За отвагу» есть?

— Конечно, есть! — горделиво отвечала Раиса.

— А еще какие?

— Вот приедет — разгляжу, тогда скажу какие.

— О! Приедет-то — мы и сами разглядим!

— А может, он вам не покажет? Может, он с вами и разговаривать-то не будет?

Ребята примолкли, переглянулись. Неизвестно, может, и правда разговаривать не будет — командир все-таки, с медалями… И вдруг у Груни блеснули глаза. Чистое, слегка загорелое лицо ее потемнело от румянца.

— Раиса, — сказала она, — не забудь: завтра пойдем гряды делать.

— Гряды? — рассеянно отозвалась Раиса, глядя в сторону. — Может, приду.

— Нет, не «может, приду», а приходи, — твердо сказала Груня. — Довольно бездельничать! Для своего же колхоза постараться не хочешь. Мы работаем, а ты гуляешь!

— Да чего ты опять пристала? — начала Раиса. — Что председателева дочка…

— Не председателева дочка, а бригадир! — прервала ее Груня. — А не придешь, все Виктору расскажу. Посмотрим, что он тогда тебе скажет. Посмотрим, с кем он тогда разговаривать будет — с нами или с тобой!

Раиса поджала губы и молча разглядывала кончик своего пояска.

— Ну и посмотрим… — негромко, но упрямо повторяла она. — Ну и посмотрим…

Однако было заметно, что эти слова крепко смутили ее. Утром она вместе со всеми пришла на огород копать гряды.

Ромашка чувствовал себя счастливым. И оттого, что жарко пригревает солнышко, и оттого, что сегодня утром старик Мирон, приставленный к лошадям, дал ему проехать верхом на рыжей кобылке, и оттого, что его гряды в огороде вышли все-таки самые лучшие… Это сказала сама тетка Елена, бригадир по огородам, и Женьке, делать нечего, пришлось замолчать.

Ромашка шел легким шагом и то насвистывал, то напевал. Пока эти горе-огородники соберутся засаживать свои гряды, у него уже огурцы взойдут.

Отворив калитку, Ромашка вдруг остановился — и остолбенел. Его гряды, его ровные, прямые гряды были истоптаны, будто палкой истыканы, и почти разбиты.

Ромашка в бешенстве оглянулся кругом. Огород был пуст. Вокруг отцветающей дикой груши гудели пчелы. Молодые смородиновые кусты, облитые росой и солнцем, светились и сверкали, будто на празднике.

Ромашка поставил на землю свою баночку с огуречными семенами и бросился на другой конец огорода, где в полном спокойствии лежали грядки, вскопанные ребятами.

— Вы мои так — и я ваши так! — пробормотал Ромашка, чуть не плача от гнева. — Я сейчас вот тоже все истопчу! Все до одной!

Но потом остановился. «Они так — и я так? Нет. А вот я не буду так. Я вот пойду да председателя приведу. Пусть он посмотрит, что его дочка делает».

Ромашка побежал. Недалеко от риги ему встретились Груня и Стенька. За ними по тропочке семенил Козлик. И сзади всех, отмеряя длинными ногами неторопливые шаги, шел Женька.

— Ты уж посадил? — весело удивилась Груня. — Уж успел?

Ромашка сверкнул на нее светлыми ледяными глазами и ничего не ответил. Он шел прямо на них, не сворачивая.

— Вот идет, как бык какой, — закричала Стенька, — да еще толкается!

Козлик еще издали посторонился. А Женька хотел было задержать Ромашку и широко расставил руки:

— Стой! Пропуск давай! Пароль говори!

Но Ромашка молча отпихнул Женьку и пошел не оглядываясь. Все в недоумении посмотрели друг на друга.