Витаутас Петкявичюс: Аршин, сын Вершка

У отца и руки опустились: ну что ты будешь делать...

- Кожаные!.. Железные!..- бормотал Кризас, а про себя уже торговал у соседа бычью шкуру. Из которой подмётки кроят.

На этот раз куртку Аршину шорник шил, штаны - скорняк, а шапку тачал сапожник. В воде вымачивал, потом на тыкву, как на колодку, напялив, молотком отбивал, шилом дырки протыкал и смолёной дратвой стягивал.

Можно подумать, не треух мальчонке - покрышку для тракторного колеса готовил.

Не прошло и двух дней, прибегает с улицы Аршин - на нём не шапка, а какой-то ком, соломой набитый. Гнездо воронье.

- На голове он, что ли, ходил? - всплеснула руками мать.

- Ты где шапку измочалил? - не на шутку разозлился отец.

- Это не я, это всё мальчишки, - оправдывался Аршин.

- Они что - на головах ходили в ней?

- Нет, в футбол играли.

- Твоей шапкой?

- Моей... Ещё и листьев сухих в неё набили.

- Конец света...-всхлипнула мать и плюхнулась на лавку.-А ты что делал, когда мальчишки шапку твою пинали?

- Я на воротах стоял, - ответил сын и заплакал в три ручья. Заревел белугой.

Но на сей раз и слезы не спасли Аршина. Отец влез на лавку и схватил неслуха за уши. Отвислые, холодные.

- Сейчас я тебя выдеру! Говорили тебе, не озорничай?! - тряс он Аршина.

- Говорили.

- Ну что теперь с тобой делать? - Отец уже из сил выбился, а сыну хоть бы хны.

- Да ничего, - говорит Аршин. - Я забыл и нарушил своё слово, и ты своё забудь и нарушь...

Но Кризас выполнил обещанное: цепом сына отдубасил и в угол поставил.

- Стой и думай, за что тебя драли! - топнул ногой Вершок и пальцем погрозил Аршину.

Стоял увалень, стоял верзила, пока яму в углу не вытоптал, а потом придумал всё-таки.

- А слона за уши дерут? - спрашивает Кризаса.

- Нет, - отвечает отец.

- Эх жалость, - вздохнул Аршин. - Такие большие уши и зазря пропадают. Ты бы за них обеими руками ухватиться мог.

Умилился, растрогался Вершок, смахнул ладонью непрошеную слезу и выпустил Аршина из угла. Похлёбку есть

КАК ШАРИК ГРОШ АРШИНУ ЗАРАБОТАЛ

Страда была в самом разгаре. Все трудились - стар и млад, кто здоров и кто болен. Даже камни шевелились на колхозных полях. Один Аршин день-деньской на боку валяется, бьёт баклуши. Точь-в-точь ясновельможный пан Яцкус.

Мать усталая с работы пришла, а дома кавардак: горшки закопчены, посуда немытая, под кроватью грибы растут, мох по стенам зеленеет, паутина - как шпагат в углах. Сам чёрт ногу сломит.

Разозлилась Дарата, сунула Аршину тряпку в руки и, плюнув на мужнины увещевания, приказала дармоеду-сыну посуду мыть. Горшки драить...

А сама схватилась за веник и стала пол мести.

- Пан Яцкус даже пяток себе сам не чесал...-завёл было Кризас, но, завидев, как Дарата машет веником у него под носом, приумолк и тоже работу себе нашёл. Трубку чистить.

Пролежавший все бока Аршин с радостью принялся за дело. Засучил рукава, нагрел воды и давай плескаться, как в дождевой луже.

Все окна забрызгал.

- Смотри не упади с тарелкой-то! - предупреждает мать.

- Как же я упаду, если я за неё обеими руками держусь? - недоумевает Аршин.

Не успел он это сказать, как загляделся в окно, нога за ногу заплелась - и грохнулся. Тарелка - трах об пол! И на кусочки.

- Ну что я говорила?! - подбежала к нему Дарата.- Как это тебя угораздило? - а сама даже приподнять Аршина не в силах.

- Да вот так, - вскочил на ноги Аршин и, схватив другую тарелку, снова брякнулся на пол. Тарелка - вдребезги, а сам чуть стену головой не вышиб и вторую гулю набил. Со страусово яйцо, не меньше.

- Хватит, хватит, не показывай больше!-Мать махнула рукой и сама помыла посуду.

А Кризас, посасывая трубку, не замедлил мудрое слово вставить:

- Давно бы так! Разве это мужское дело - посуду мыть? Аршинчик, дай-ка мне уголёк из печки - трубку раскурить. Да, будь добр, выбери который погорячей.

Аршин, смотрит в печку: угли все как на подбор. Огнём горят. Недолго думая выгреб целый совок и поднёс отцу. Что ни говори - мужское дело!

- Куда мне столько? - удивился Кризас.

- Чтоб ты сам погорячее выбрал, - не моргнув глазом, ответил сын и высыпал всё в отцову пригоршню. Ещё ладно, увернуться старик успел, а то бы сын ему не только деревянные башмаки, но и руки сжёг. Долго ли умеючи!

- Разве это ребячье дело - играть с огнём? - отчитывала Кризаса жена.

А на другой день, отправляясь в поле, снова велела Аршину посуду мыть, правда алюминиевую на этот раз.

Кризасов сынок все кастрюли, миски на пол свалил, кипятком обдал, золой посыпал и сам посреди избы улёгся; лёжа матери помогать решил. Чтобы не сверзиться и не перебить посуду. "Ниже пола не упаду",- рассудил он, посвистывая. Собаку подзывая.