- Берегут, - сказал Алька.
- Правильно берегут, - ответил Степан. - Им жизнь начинать надо. Колхоз заводить...
На заре бригада вошла в Кременчуг. Мертвый город лежал вдоль асфальта по обеим его сторонам. Пепельные курганы с черными и охряными пятнами, иногда белый кусок мазаной стены с узором, наведенным синькой, - похоже, курилась, наполняя воздух душным запахом, городская свалка.
Алька остановился было, его поразил вид покалеченной "тридцатьчетверки". Собственно, танк был целехоньким, кроме пушки: пушка лопнула вдоль, и каждая ее половинка скрутилась кольцом, как расщепленное луковое перо. Такого Алька увидеть не ожидал: в его представлениях сталь пушечного ствола была нерушима. И уже совсем нелепо выглядела рядом с танком покосившаяся трансформаторная будка с предупреждающим рисунком череп и под ним скрещенные кости. Символ смерти казался здесь детским, как деревянная сабля.
Степан потянул Альку за рукав, он был угрюм и заперт для разговоров.
Колонна молча, невольно подравнивая строй и ритм, вошла в центр города. Кирпичные беленые дома были розовыми в рассветном небе, солнце еще не показалось над горизонтом, но уже коснулось их. Они отстояли порядочно друг от друга, видимо, соединяли их в улицу выгоревшие до земли деревянные строения. Так и поднимались редкие розовые зубья причудливыми утесами. В оконных проемах ярко светилось небо.
Не было никого: ни людей, ни животных, ни птиц, только страшный мираж, по которому проходили солдаты.
Жуткая красота розовых зданий холодом вошла в Алькино сознание, пригнула его голову - так, глядя под ноги, и шагал он, пока колонна не сошла с дороги и не углубилась в редкий лесок.
За молодыми стволами, над зарослями лозняка густо синел Днепр.
Было велено отдыхать, готовить оружие, ждать дальнейших распоряжений.
Сержант Елескин поставил коробку с дисками перед Алькой.
- Есть развалины, есть руины. Руины - понятие философское. В них живут миражи будущих городов... Каким должен быть второй номер?
- Нечистой силой - неумытым, сильным и покладистым, как телега.
Степан засмеялся.
- Неумытый - вычеркни. Займись - проверь диски. Протри, чтобы ни единой песчинки. Потом автоматы почистим.
Степан расстелил шинель, поставил на нее пулемет и принялся его разбирать. Алька тоже шинель расстелил, вытащил из железной коробки диски, черные и маслянистые, местами они отливали синим цветом, идущим, казалось, из глубины металла. Алька вытолкнул щепочкой патроны на шинель. Протер все вафельным полотенцем, зарядил снова и занялся автоматами.
Солдаты под кустами ивняка сидели или лежали, но в основном проверяли оружие, перематывали портянки, говорили замедленно, то ли с ленцой, то ли в задумчивости. Алька заметил - некоторые пришивают к гимнастеркам чистые подворотнички, спросил:
- Что за пижоны?
Степан плечами пожал.
- Эти пижоны с сорок первого года воюют, привычка у них такая.
Степан долго и старательно умывался, и Алька рядом с ним фыркал, плеща водой на свое тощее тело. Степан вытащил из мешка командирскую сумку, достал из нее чистый подворотничок, пришил его ловким стежком и громко перекусил нитку. Растянул гимнастерку за плечи, потряс перед собой, как бы любуясь, затем осторожно проткнул ножом на ее груди три аккуратные дырочки - две справа, одну слева. Промурлыкав под нос что-то вроде частушки, извлек из командирской сумки ордена, завернутые в носовой платок. Орден Красного Знамени старого образца на винте, такой можно было заслужить только в самом начале войны (у Альки челюсть беззвучно отвисла и слюна струйкой выкатилась на подбородок), орден Красной Звезды и орден Отечественной войны, совсем новенький.
- Как на парад, - прошептал Алька, томясь от восторга и удивления.
- Почему "как"? - с ухмылкой сказал Степан, посмотрел на снаряжающихся разведчиков, на синий Днепр позади леска. - Наступление самый главный парад... Для кого-то он будет последним. - В разговорах с Алькой у Степана никогда не проскальзывали такие мотивы, наверно, поэтому он вздохнул и опустил глаза к своей гимнастерке.
У Альки защемило в носу.
В начале войны они с Гейкой Сухаревым несколько дней толклись возле Василеостровского райвоенкомата, с завистью поглядывали на восьмиклассников, которые, выпятив грудь, проникали внутрь, бывали выставлены, но все же имели повод для выкриков и воинственных возражений. Там они в последний раз увидели стройную девушку-перворазрядницу, которая тренировала их в младшей группе, Светлану Романовну; у нее было два кубика на петлицах.
Читать дальше