Егор Полторак - Звезды для нас

- Давным-давно... - сказала женщина, - Это было так давно, что старые люди рассказывали об этом, как о давно минувшем... - она посмотрела на Лутьюфо и вновь отвела взгляд, - Значит, и это тоже... и это, - и на мгновение из ее лица выглянуло ее лицо, но совсем дряхлое, совсем старухи.

Они пили чай, и женщина еще раз положила Лутьюфо варенье. А к окну прилипал серый вечер. Лутьюфо начал беспокоиться, ерзать на стуле. И встал.

- Пора? - встала и женщина.

Они вышли на площадку, пройдя мимо закрытых и пыльных дверей, за которыми слышались вздохи, или ласковый шепот, или хихиканье, или музыка, или разговоры.

Лампочки на стене не горели, но и темно не было - свет пробивался из стен - не из окон, вечерних и тусклых. Женщина внимательно оглядела лестницу, даже заглянула вниз, и в глазах ее запрыгала подозрительность. Но было тихо, и она сказала:

- Приходи... - повелительным тоном.

И закрыла за собой дверь.

Свет на лестнице усилился - стал еще более бледным - когда Лутьюфо немного спустился, перебирая в кармане прилипающие вишневые косточки, тринадцать круглых косточек.

- А-а-а-ах-х-х! - пронеслось снизу вверх и, отразившись шипением, пошло вниз, и вновь, - А-а-а-ах-х-х!..

Из ведер для отходов начал подниматься и струиться вниз серенький дымок, натекая на ступени.

- А-а-а-ах-х-х!..

Лутьюфо оглянулся, а рука его, которой он опирался о перила, промахнулась, и это движение в пустоту отдалось в животе провисающим еканьем. Он едва удержался на ногах.

Мимо его поползла струйка бледно-синего, с трудом взбираясь на ступени, натужно вздыхая и рассыпая гаснущие в сереньком дымке цветы. Лутьюфо вздрогнул; слабое воспоминание коснулось его волосы. И волосы шевельнулись. Кровь толкнула в лицо и прошла под кожей головы, облив изнутри горячим. Воспоминание о страшном, которое так часто происходит с другими, но не должно случиться с тобой, и вот...

Пальцы ног судорожно цеплялись за кожу ботинок, но все скользило и расплывалось, и Лутьюфо упал, и стал падать, падать. Во вспыхивающее, вздыхающее, булькающее, зовущее. С открытыми глазами, с ужасом от невозможности катиться туда по все более стремящимся к кругу ступенькам. Потом он потерял сознание.

А когда очнулся в неровной темноте, прикасавшейся к лицу мягкими светлыми пальцами, увидел огромного белого кота. А кот, вцепившись широкой лапой в полу его пиджака и вонзая когти остальных лап в кафель, подтаскивал Лутьюфо к выломанному провалу со свисающими кусками бетона. И тяжело раскрывал пасть с черным небом и коротким раздвоенным языком.

Когда кот увидел открытые глаза Лутьюфо, зрачки его сжались вспыхнувшими злыми треугольниками, и он напряг все в последнем движении. Но уже на ребре провала Лутьюфо рванулся в сторону и откатился на несколько шагов. И поднялся.

Кот, с разгона перелетевший через провал, сел на хвост и мявкнул. Лутьюфо нащупал в мешке бутылку и, охватив горлышко короткими пальцами, потянул вверх плечо. Кот увидел, что будет сейчас, и прыгнул в провал. Оттуда заклубился удушливый дым, и Лутьюфо выбежал из подъезда.

Проходило время. Ночь. И дождь, и ветер утихли. Но ветер принес серые тучи и оставил их над городом.

Алика посмотрела на небо - звезд видно не было. Хрустальная палочка в руке вспыхивала желто-белым, а на конце зеленым. Стало пора.

Чего хочется собаке, Алика не знала. Во сне?.. Разным большим собакам, наверное, и во сне хочется догонять и загрызать. А другим? Может, придумать сон про доброго хозяина - какой он большой и добрый, и как чешет за ушами, и как ему можно положить голову на колени и лизнуть в нос. Или в руку.

Как будто хозяин - принц? Алика подумала, что голодной собаке все равно, принц ее хозяин или свинопас. Или просто девочка? Или придумать нос хозяина, в который можно лизнуть, и руку, которая чешет за ушами и живот так приятно, что даже дергается лапа. Или еду, которую дает хозяин? Или что?.. Ах, если бы насылать сны принцу. Алика сама себе грустно покачала головой...

Рыжая дворняга легла и положила усталую морду на уставшие лапы, и ей приснилось, что она бегает по сосновому лесу, пружинит хвоя под сильными лапами, взрываются запахи настоящего, и она повизгивает от удовольствия.

А потом, набегавшись и напившись из речки темной прозрачной воды, шлепает по воде, задевая ее неостановимую текучесть изнанкой ушей. И, когда от наслаждения прикосновения к животу прохлады и речных трав сводит челюсти, подходит она к сидящей на берегу русоволосой зеленоглазой девочке и улыбается. Просовывает девочке в руки мокрую усатую морду с добрыми смешливыми глазами и виляет хвостом так, что получаются крошечные радуги. И смеется девочка. Сон.