Марк Ефетов - Звери на улице

Только не сразу они распахнулись. До этого по ступенькам быстро вбежал какой-то парень, ненамного старше Славы. У него в классе такие были, ну, может, чуть пониже. Вбежал, понимаете, и как затарабанил в дверь! А с той стороны как заорут:

— Кто стучит? Закрыто!

А паренёк этот (подумать только!) в ответ:

— Из газеты. Откройте.

Дверь приоткрылась, и сердитый голос оттуда спросил:

— Какая ещё газета?

А паренёк:

— Пионерская. Вот! — и показал какую-то бумажку.

«Да, — подумал Слава, — сила!»

Дверь растворилась во всю ширину, и этот шпингалет прошёл походкой космонавта. А Славе стало не то завидно, не то обидно — он даже не смог разобраться.

Про цирк рассказывать не стоит. Все в цирке бывали не раз и всё знают: запах опилок, пёстрый ковёр, клоуны, собачки на задних лапках в передничках, акробаты — внизу и потом вверху… В тот раз, хотя музыка играла очень быстро, как всегда в цирке, программа шла медленно. Славе казалось, что никогда первое отделение не кончится. Потом, после антракта, всё второе отделение должен был выступать этот самый профессор дрессировки, знаменитый Булатов. Только опять получилось, как скачки с препятствиями. Кончили дурачиться клоуны, ушли, помахивая своими широкими штанами, — вот бы объявить антракт, а потом медведей выпустить. Нет же, объявили велофигуристов. А для Славы это опять как заборчик у бегуна. И сколько этих заборчиков было до антракта! И всё такое неинтересное.

Во время первого отделения Славе интересно было смотреть только на того малыша в школьной фуражке. Он напротив Славы сидел, то есть на противоположной стороне арены. И как же малыш этот смотрел на ярко освещённый круг арены! Кажется, разорвись справа или слева от него снаряд, он не повернул бы головы, не оторвал бы взгляд от арены…

Но вот выкатились за расшитый золотом занавес два последних велосипеда. Один был на двух колёсах, — каждое величиной с чайное блюдце. И как только на нём сидел человек?! Другой велосипед был похож на перевёрнутый светофор. Внизу крутилось колесо, а наверху, на высоченной такой палке, сидел велосипедист. Голова его была выше пятого ряда. Этот жирафий велосипед был ещё и без руля. Артист махал руками, качался, но не падал. Так и уехал, ни разу не упав. И после этого объявили:

— Ан-тракт!

Тут Слава бросился в конюшни. Он со страхом и удовольствием в одно и то же время слушал рыканье зверей и чувствовал специфический запах, который доносился из конюшни. Но как же трудно было пробираться туда сквозь целый строй пап и мам, ведущих за руку и даже несущих на руках своих детей!

Слава ещё раньше узнал, что все медведи живут в конюшне. Загородку, где были лошади, Слава прошёл быстро и с трудом протиснулся в двери к медведям. Да, народищу тут набилось — жуть. Папы-мамы с малышами пришли, на руки их поднимали, а те визжали от удовольствия, смеялись и тянулись прямо к клеткам. Они бы и руки протянули сквозь прутья клеток, если бы у каждой клетки не стоял служитель в специальной форме, которая в цирке называется «униформа». Эти униформисты не подпускали ребят к самым прутьям клеток, но Слава протиснулся и всех шестерых медведей осмотрел. Не было среди них ни одного с белыми погончиками.

Уже зазвонил звонок, и в тесном проходе между клеток снова образовалась толчея — только теперь уже люди рвались к выходу. И Слава вдруг услышал, как какой-то малыш выкрикнул:

— Мисю!

Этот его крик как будто ударил Славу. До этого он хотел уйти: убедился же, что его Мишки-валдайца нет. Чего уж толкаться?! А тут из-за этого «Мисю» вспомнил вдруг своего медвежонка. Так же приходила на него смотреть маленькая девочка и упрямо повторяла одно это слово: «Мисю…»

Слава остановился среди клеток. Толпа обтекала его с двух сторон, и кто-то при этом ворчал, что мальчик стоит вот как столб, мешает смотреть, и всякое такое. А он стоял, и всё. Нет, он не мог уйти, не узнав, есть ли тут среди артистов профессора Булатова его Мишка или нет.

Снова прозвонил звонок — теперь уже более протяжно, и полная женщина в униформе подошла к Славе:

— Мальчик, ты что — не слышишь звонок?

— Слышу.

— Иди в цирк.

Слава молчал. Молчал, потому что не знал, что сказать. Наверно, у него был какой-то ненормальный вид.

Женщина эта подошла к нему вплотную и взяла за руку:

— Что с тобой? Тебя кто-нибудь обидел? Ну, скажи. У тебя есть носовой платок? Вытри глаза. Вот так. Ну и хорошо. Ты же большой. Умник…

Она держала его руку в своих тёплых ладонях.