Рутько Арсений Иванович
Суд скорый
Арсений Иванович РУТЬКО
СУД СКОРЫЙ...
Повесть
В книге рассказывается о трагической судьбе Ивана Степановича Якутова, который в 1905 году возглавил восстание уфимских железнодорожников.
Издается в связи с 80-летием первой русской революции.
________________________________________________________________
ОГЛАВЛЕНИЕ:
1. "Средневековое судилище!"
2. Тишина и покой...
3. "Иван-царевич"
4. "Борьба предстоит жестокая, товарищи"
5. "Бежать бате из тюрьмы надо"
6. Ванюшка и хмырь
7. Сколько стоит жизнь Ивана Якутова?
8. На следующее утро...
9. Жар-птица...
10. "Вы жертвою пали..."
________________________________________________________________
Писатель Арсений Иванович Рутько известен нашему читателю
как автор нескольких детских книг об Октябрьской революции и
гражданской войне. Это повести "Голубиные годы", "Пленительная
звезда", "Тебе мое сердце", "У зеленой колыбели", "И жизнью, и
смертью". Во всех этих произведениях писателя привлекает
героическая тема. Внимание и любовь автора отданы людям,
посвятившим свою жизнь революции.
В книге "Детство на Волге", повествующей о детстве и юности
Владимира Ильича Ленина, о жизни семьи Ульяновых в Симбирске,
тема героического служения народу остается главенствующей,
доминирующей.
В повести "Суд скорый..." А. И. Рутько остается верен своей
излюбленной теме. В книге он рассказывает о трагической судьбе
рабочего-большевика Ивана Степановича Якутова, который в 1905
году возглавил восстание уфимских железнодорожников.
1. "СРЕДНЕВЕКОВОЕ СУДИЛИЩЕ!"
Внезапно погас свет.
Какие-то доли секунды нити угольных лампочек в люстре под невысоким потолком еще красновато светились, потом погасли. И сразу в тревожной тьме возник строгий четырехугольник окна, пересеченного толстыми прутьями решетки. За ними - призрачные, снежно-синие сумерки.
В наступившем мраке члены суда и прокурор словно по команде вскочили, судорожно ощупывая карманы. Рванулся, зазвенев наручниками, сидевший в нескольких шагах от судей Якутов. Звякнула упавшая из рук конвойного шашка - заскрежетала о камень сталь. Кто-то угрожающе захрипел: "Но-но, балуй!", послышались сопенье и шум борьбы.
Но по тюремному коридору уже грохотали подкованные каблуки, перекликались испуганные голоса. В распахнутую дверь канцелярии вбегали тюремщики, неся перед собой зажженные керосиновые лампы.
Стоя у своего кресла за столом, исполнявший обязанности председателя суда расслабленно освободил из кармана правую руку. Ладонь противно запотела, и он брезгливо вытер ее батистовым платком.
И, только спрятав платок, покосился на подсудимых, прижатых конвоирами к стене. Потом болезненно поморщился: не выносил запах керосина. Это сулило головную боль, обессиливающие приступы тошноты, слабость и болезненную раздражительность.
Иван Илларионович сердито махнул рукой помощнику начальника тюрьмы:
- Свечи! Свечи!
И когда через несколько тягостных минут перед каждым членом суда, перед прокурором и по обе стороны подсудимых были зажжены белые стеариновые свечи, председатель облегченно перевел дух.
Но несмотря на то что лампы унесли, керосиновый смрад плотно наполнял помещение - угрюмую квадратную комнату с серыми, безрадостными стенами. На одной из стен, над столом суда, составленным из нескольких столов и накрытым зеленым сукном, висел портрет царя.
Якутов сидел ближе других подсудимых к столу суда, стиснутый с обеих сторон конвоирами: его считали наиболее опасным преступником.
Председатель всматривался в его лицо с провалами на висках, с распухшими, разбитыми губами и горящими глубоко запавшими глазами.
Необычная обстановка суда мешала председателю сосредоточиться на подробностях дела, нарушала привычную обстановку суда, к какой он привык за тридцать лет своей судейской практики. Последние два года из высших государственных соображений приходилось судить прямо в тюрьме, в одной из комнат тюремной канцелярии. Сейчас пришлось судить тоже в тюрьме, потому что Уфа, как и два года назад, в декабре 1905 года, была готова взорваться бунтом, восстанием.
Пляшущие тени, отбрасываемые свечами на стены и потолок, уродовали и смещали, переносили в какое-то иное измерение привычные вещи. Это лишало покоя и уверенности.
Что-то смутно шевельнулось в памяти, когда председатель, пытаясь взять себя в руки, еще раз оглядел комнату. Но он не успел додумать мелькнувшую в глубине сознания мысль: сидевший у стены напротив арестант громко и с отчетливо слышимой усмешкой сказал:
Читать дальше