Софья Радзиевская - Рам и Гау

Ходить одному по лесу ему ещё не приходилось. Опасна была встреча не только с дикими зверями, но и с чужой ордой: всякий чужак для любой орды – дичь, пища. Рам видал тому немало примеров… Дорога до поляны показалась мальчику очень длинной, он бежал, не останавливаясь, оглядывался, но змею держал в руках крепко.

Наконец за поворотом открылась поляна. Рам чуть не вскрикнул, увидав маленькие и далеко не такие яркие, как ночью, языки огня. Он сел, положил около себя змею и смотрел на костёр, пока не заболели глаза. Его жизнь наполняли три занятия: поиски еды, еда и сон. Главным образом – первое. А теперь, просто удивительно, еды оказалось столько, что искать её вовсе не нужно и… что даже есть не хочется. Спать тоже не хотелось. Это было что-то совсем иное. Маленький дикарь даже испытывал от этого беспокойство: как будто что-то надо сделать, а что – он не знает.

И вдруг Раму стало скучно. Вспомнились дети орды. Они не всегда обижали его, когда были сыты – играли… Рам сердито поддал ногой валявшуюся около костра ветку. Она подскочила и, перелетев через костёр, упала на другую сторону. Проворно обежав костёр, Рам опять подкинул ветку ногой. На этот раз она упала прямо на огонь, вспыхнула и загорелась. Сухие листья затрещали, огненными искорками поднялись над костром. Языки огня стали ярче. Раму понравилось. Он покидал в костёр все валявшиеся около него ветки. Расхрабрившись, отбегал к краю поляны, заходил даже за кусты орешника, разыскивая там валежник. Всё, что попадалось, тащил в костёр. Тяжёлые ветки бросал на полдороге, хватал и тащил другие. Так на поляне накопилась порядочная куча валежника, но и в костёр Рам накидал столько, что он разгорелся ярким пламенем. Каждую валежину Рам бросал в костёр с размаху и, когда искры взвивались, весело скалил зубы. Смеяться по-человечески он не умел.

Когда орда появилась на поляне, измученный Рам упорно тащил из лесу тяжёлую корягу, охал и сердито ворчал, напрягаясь изо всех сил. Коряга не двигалась: он тащил её, держа за верхушку, и растопыренные сучья цеплялись за каждую веточку орешника. Рам сам не понимал – откуда берётся у него такое страшное упорство: он плакал, рычал и тянул, обдирая себе руки.

Наконец он вырвал корягу из гущи орешника и подтащил её к костру. Последним усилием всунул её в огонь и сердито отвернулся. Костёр надоел ему, он устал, он хотел есть. Змею он съел уже давно.

Люди орды робко и радостно окружили костёр. Он опять горел ярко, ярче, чем утром, когда они уходили. Почему? Об этом никто не задумался. Никто не подумал также, почему хнычет голодный Рам. Его не было с ними у реки – этого также не заметили. Только Ик, маленький и проворный, внимательно следил за тем, как Рам тащил свою тяжёлую корягу, и тут же, схватив большую ветку, размахнулся и бросил её в огонь. Ветка вспыхнула и затрещала. Ик отскочил и громко завопил от радости и испуга. Люди подхватили его крик, прыгали и скакали вокруг огня, но очень близко к нему не подходили. На рычанье зверей в темнеющем лесу отвечали задорными криками, кривлялись и махали руками. Звери к костру не подойдут – побоятся. Это они уже поняли, однако подбросить в огонь ещё топлива больше никто не догадался.

Мяса было вдоволь. Его крошили острыми рубилами и просто рвали сильными, как у зверей, зубами. Недоеденное валялось под ногами. Рам тоже ухватил жирный кусок оленины, он рвал и глотал его, настороженно озираясь: надёжнее было бы оттащить его в кусты, но там, под ветвями, уже густела темнота. Впрочем, бояться не стоило: все были сыты, отнимать у него мясо, когда его так много, никому не придёт в голову.

Маа, самая молодая и смелая из женщин, веселилась больше всех. Она кричала и прыгала при каждом взлёте искр. Перекувыркнувшись от восторга, с размаху налетела на Гау, стоявшего у огня. Гау обернулся и посмотрел на неё, на его грубом лице мелькнуло подобие человеческой улыбки. Он поднял руку и положил на плечо Маа. Но тут в толпе людей раздалось злобное ворчанье, и Кха, храбрый охотник, прыгнул к огню, грубо оттолкнул Гау и стал между ним и Маа. Он рычал и скалил зубы. Нападение было так неожиданно, что Гау зашатался и упал бы в костёр, если бы Урр одним скачком не оказался около него. Рывком он отбросил падавшего Гау от костра, повернулся и, схватив Кха поперёк туловища, поднял над головой. Если б Кха попробовал сопротивляться, разъярённый Урр ударом о землю прикончил бы его на месте. Но Кха отлично понимал это. Ярость его угасла так же внезапно, как и появилась. Он покорно висел в руках Урра и тихо, жалобно, стонал. Гнев великана смягчился. Он ещё несколько секунд продержал побеждённого в воздухе и, угрожающе рыча, отшвырнул его, но не ударил о землю. Однако и этого было достаточно. С жалобным воем Кха прополз несколько шагов и растянулся на земле. Кровоподтёки вздулись на его боках – следы железных пальцев Урра.