Яков Тайц - Сигналист

— Значит, на счастье? — спрашивает Ермолин.

— Угу! — буркнул из-под шинели Беломестнов и стал ровно дышать, засыпая.

Ермолин вышел из штаба. Песок и хвоя захрустели под ногами. Палатки блестели, влажные от росы. Потускневшая луна уплывала к горизонту, цепляясь рогами за далекие сопки. Огромной палаткой раскинулось над спящим лагерем светлевшее небо…

В старых английских противогазах ноздри закрываются двумя зажимами, в рот надо брать очень невкусный конец выдыхательной трубки, на голову надеваются какие-то неудобные тесемки… То ли дело наш советский противогаз «ТТ5»! Мы радовались, как дети, когда нам наконец вместо английских выдали новенькие противогазы «ТТ5» с большой банкой в зеленой сумке, с маской из цельной резины и со смешным красным рожком вроде носа.

Ребята бегали по казарме, напялив на себя маски, и не узнавали друг друга. Все вертелись у зеркала, откуда их прогонял наш ротный парикмахер Сережа. Он там брил командира отделения Матвеина.

— Уйдите, — сердился Сережа, — загораживаете! Поднимите голову… Да отойди же, чорт! Усы сбрить?

Сережа торопился, бритва порхала блестящей бабочкой.

— Разберут все с кнопками, останутся только с ремешками. — ворчал Сережа.

Ему очень хотелось сбегать за противогазом, но нельзя же было оставить недобритого командира.

— Ну, как «ТТ5»? — спросил сквозь мыло Матвеин.

— Красота! — глухо из-под маски отвечали ребята. — Дышать можно сколько угодно.

Противогазы всем понравились.

Но летом, когда мы стояли в лагерях, они нам одно время очень надоели. Вот как было дело.

Чьи-то шаги скрипят но песку второй линейки и словно царапают тишину мертвого часа. Через минуту в палатку всовывается стриженый затылок и блестящие хромовые сапоги штабного писаря Васи Березовского.

Ребята, развалившись на нарах, отдыхают после тяжелого учебного дня. Горячее солнце просвечивает сквозь брезент. Командир отделения Матвеин, босой, в одних штанах, выгоняет мух из палатки. Мухи назойливо жужжат вокруг шеста, поддерживающего полотнище. Убитые мухи сыплются на спящих ребят. Матвеин яростно размахивает полотенцем и неожиданно для самого себя шлепает по голове Васю, когда тот сунулся в палатку.

— Нечаянно, — извиняется Матвеин, — отбиваю воздушное нападение. Их тут целая эскадрилья! — И Матвеин снова бросается в наступление.

Вася косится на полотенце.

— Это твоя зенитная артиллерия? Неплохо бьет! — Он потирает затылок.

Ребята высовывают заспанные лица из-под простынь.

— А, Береза пожаловал?! Чего в штабе новенького?

«Береза» садится на нары, достает из кармана галифе кисет с надписью «бойцу ОДВА», свертывает огромную козью ногу, вставляет ее в камышевый мундштук, стряхивает с колен махорку и, затянувшись, выдувает густой столб дыма в «дверь» палатки.

— Есть новости, — наконец говорит Вася и хватает лежащую на борту палаточного гнезда сумку с противогазом. — Вот эту штуку, — Вася энергично потряс сумкой, — вам придется таскать на себе неразлучно пять дней.

— Да ты что?

— Факт! В штабе, уважаемые бойцы, только что вывешен приказ, а в нем говорится: «С 10 по 15 июля с. г. объявляю по Н-скому лагсбору пятидневку химической обороны. Ежеминутно можно ожидать учебно-химической атаки, преимущественно с воздуха. Приказываю: усилить наблюдение за воздухом. Всему личному составу лагсбора, кроме тяжело больных в госпитале, иметь постоянно на данный период противогаз при себе. Начальник Н-ского лагсбора…»

— Березовский, — подсказал Апанасенко, и ребята засмеялись…

Мертвый час кончался.

Сигналист у штаба заиграл «подъем». По лагерю прокатились крики дневальных: «Первый батальон, подымайсь», «Второй батальон, подымайсь», точь в точь так перекликаются утренние петухи.

— Это что же, все время на себе таскать? — сокрушался Апанасенко.

— Будешь таскать, как миленький, — ответил Березовский, сплюнув, и стал хлопать по мундштуку ладонью, выбивая окурок.

— Апанасенко, — сказал Матвеин, — сбегай к штабу, посмотри там насчет приказа.

Апанасенко натянул сапоги и встал смирно перед Матвеиным, который в свою очередь тоже вытянулся.