Астрид Линдгрен: Отважная Кайса и другие дети (сборник)

Перевод Л. Брауде

Это рассказ об огромном быке по имени Адам Энгельбрект, который однажды, в пасхальный день, вырвался на волю. Быть может, он и сейчас гулял бы на свободе, если бы не… Да, так вот, послушайте!

Адам Энгельбрект был настоящий великан, и жил он на скотном дворе с целым стадом тучных коров и множеством маленьких славных телят. Вообще-то Адам Энгельбрект был добрым и кротким быком, добрым и кротким был и старый скотник, который ухаживал за животными на скотном дворе. Звали его Свенсон, и был он до того добрый, что как-то раз, когда Адам Энгельбрект нечаянно наступил ему на ногу, Свенсон не решился его согнать. Он спокойно стоял, выжидая, пока Адаму Энгельбректу самому не придёт в голову мысль сдвинуться с места.

Почему бык внезапно стал бешеным? Почему у Адама Энгельбректа сделалось такое дурное настроение в тот пасхальный день много-много лет тому назад? Этого никто никогда не узнает. Может, кто-либо из телят промычал ему какую-нибудь дерзость на своём телячьем языке, а может, коровы раздразнили его? Во всяком случае Свенсон не мог понять, почему Адам Энгельбрект среди бела дня сорвался вдруг с привязи и помчался во весь опор, страшно топая, по узкому проходу в хлеву. Вид у него был таким свирепым, что Свенсон не посмел остановиться и спросить: может, Адам Энгельбрект чем-то недоволен? Вместо этого Свенсон с быстротой молнии выскочил из хлева. А вслед за ним в диком бешенстве выскочил и сам Адам Энгельбрект.

Сразу за скотным двором была лужайка, обнесённая забором. В последнюю минуту Свенсону удалось выскользнуть через калитку и запереть её перед самым носом у разъярённого быка, который с явным удовольствием готовился вонзить рога в своего старого друга.

Как уже говорилось, был пасхальный день, и во дворе за столом сидел хозяин с семьёй; они спокойно завтракали, а потом собирались пойти в церковь. День выдался на редкость погожий, и малыши так радовались, быть может, не столько тому, что пойдут в церковь, сколько тому, что наденут новые сандалии и что светит солнце. А после обеда они задумали построить маленькую водяную мельницу в весеннем ручье, который течёт в роще, где цветут подснежники. Только теперь у них ничего не выйдет, а всё из-за этого Адама Энгельбректа.

Бешено мыча, бык бегал взад-вперёд по скотному двору. Свенсон, стоя у забора и всё ещё дрожа от страха, беспомощно смотрел на него. Вскоре там собрались хозяева, их маленькие дети, служанки, работники и ста́тары [1] – всем хотелось посмотреть на беснующееся животное. И тут же по округе разнеслась весть: бык из Винеса вырвался на волю и, словно разъярённый лев, носится по холму, на котором стоит хлев. Отовсюду, изо всех крошечных лачуг и с торпов, сбежался люд, чтобы принять участие в этом диковинном представлении. Все были очень оживлены в ожидании увлекательного зрелища, которое вносило такое разнообразие в долгий и тихий пасхальный день.

Калле из Бекторпа был одним из первых, кто примчался во всю прыть, так быстро, как только позволяли ему его тоненькие ноги семилетнего мальчишки. Да, он был маленький торпарский мальчуган из Смоланда, точь-в-точь такой же, как тысячи других, такой же сопливый, такой же голубоглазый, с такими же льняными волосами.

Уже битых два часа разгуливал Адам Энгельбрект на воле, и никто не мог придумать, как заставить его прийти в себя и успокоиться. Хозяин решил подойти к нему на авось. Войдя прямо в калитку, он сделал несколько решительных шагов по направлению к быку. Ой, ой, этого ему ни в коем случае не следовало бы делать! Потому что Адам Энгельбрект надумал свирепствовать и буянить в этот пасхальный день и отступаться не желал. Наставив рога, он ринулся на хозяина, и, не умей тот так хорошо бегать, неизвестно ещё, чем бы всё это кончилось. Теперь же в нарядных праздничных брюках хозяина зияла огромная дырка, появившаяся в тот самый миг, когда ему быстрым прыжком удалось вырваться через калитку. Зрители смотрели друг на друга и молча ухмылялись.

Дело было скверное! В хлеву стали мычать коровы – пришло время дойки. Но кто осмелится пересечь скотный двор, чтобы войти в хлев? Никто!

– А что, если Адаму Энгельбректу вздумается разгуливать здесь и злиться вечно, всю нашу жизнь? – рассуждали малыши.