Астрид Линдгрен - Отважная Кайса и другие дети (сборник)

– Хорошо, – обещает мама.

Пелле плетётся к двери, едва волоча ноги.

– Пелле, – говорит мама так ласково, как умеет только она одна, – а что нам делать с твоими рождественскими подарками? Послать их в сортир или ты сам придёшь за ними?

– Не надо мне никаких подарков, – сурово говорит Пелле.

– Ах, Пелле! – восклицает мама. – Какое это будет грустное Рождество! Кто зажжёт ёлку? Кто откроет дверь рождественскому гному?

– Вы заведёте себе другого мальчика, – говорит Пелле сдавленным голосом.

– Ни за что на свете! – отвечает мама. – Нам нужен только Пелле, Пелле и больше никто. Ведь мы любим одного только Пелле.

– Правда? – спрашивает Пелле со слабой надеждой.

– Папа с мамой будут сидеть и плакать весь рождественский вечер. И даже не зажжём на ёлке ни одной свечки. Ах, как мы будем плакать!

Тут Пелле упирается лбом в кухонную дверь и тоже начинает плакать. Он плачет с надрывом, плачет жалобно, громко, отчаянно. Потому что ему жаль маму и папу. И когда мама обнимает его, он прячет голову у неё на груди и плачет ещё сильнее, так что мама совсем промокла.

– Я вас прощаю, – шепчет он, всхлипывая.

– Спасибо, милый Пелле, – говорит мама.

Папа приходит спустя много-много часов и, как всегда, ещё в прихожей спрашивает:

– Где мой маленький Пелле?

– Здесь! – кричит Пелле и бросается к папе в объятия.

Летним вечером Анн сидит под вишней и смотрит на летающих ласточек. Вишня усыпана белоснежными цветами. Ах, какая она красивая! Ей бы стоять на небе, чтобы маленькие ангелы могли качаться на её ветках. Может, она раньше и стояла на небе, а после Бог перенёс её на землю, чтобы Анн могла сидеть под ней летними вечерами. Кто знает! Может, это замечательное дерево – волшебное и умеет исполнять все желания? А никто этого не знает. Анн решает тут же попробовать. Но сразу много желать не годится, ведь у этого дерева давно никто ничего не просил, оно отвыкло исполнять желания. Нельзя сразу взять и пожелать… ну, например, маленького пони. Это можно будет пожелать после, когда оно привыкнет делать всё, что попросишь. Анн не хочет жадничать и решает попросить что-нибудь полегче.

– Я хочу, чтобы кто-нибудь сейчас шёл по дороге, с кем бы я могла поболтать, – громко говорит она, глядя на белые цветы вишни. Анн ждёт. И надо же! Всего через пять минут на дороге появляется тётя. Анн её не знает. Наверно, она живёт поблизости, в пансионате.

Тётя останавливается и смотрит на Анн. Ах, какая красота: хорошенькая маленькая девочка, с мечтательными голубыми глазами, сидит под сказочно прекрасной цветущей вишней.

Анн призывно улыбается ей.

– Добрый вечер, дружочек, – говорит тётя, – ты здесь совсем одна?

– Да, – отвечает Анн, – хочешь посидеть со мной?

Анн знает, что нельзя говорить взрослым «ты». Но если нельзя говорить им «ты», то как же с ними разговаривать? А не говорить взрослым ни слова как-то неловко. И потому Анн, не раздумывая, говорит:

– Ты хочешь посидеть со мной?

Ну конечно, тётя хочет посидеть с Анн. Она с радостью садится на зелёную скамейку рядом с Анн, гладит её по белокурой голове и говорит:

– Ты выглядишь такой маленькой и одинокой.

– Да, – говорит она, вздыхая, – я одинокая.

– А где же твоя мама? – спрашивает тётя.

– Моя мама умерла.

Наступает тишина.

– Бедный ребёнок, – говорит наконец тётя.

Анн показывает на большой белый дом в глубине сада:

– Мамочка жила там, когда была живая.

– Вот как, – участливо говорит тётя.

– Но она родилась не там, – продолжает Анн.

– Вот как, а где же она родилась?

– Никто не знает. Моя мама – подкидыш. В этом белом доме жили господин и одна госпожа. Это были мои дедушка и бабушка, понимаешь? И вот однажды утром они вышли в сад и нашли маму как раз под этой вишней.

Похоже, что тётя не очень верит сказанному.

– Да-да, это правда, – живо уверяет её Анн. – Мама спала под деревом, завёрнутая в грязное одеяло. У дедушки и бабушки не было детей, и они были рады, что нашли мою маму.

«Да, и не такое случается», – думает незнакомая тётя.

– И узнали они, кто её туда положил? – спрашивает тётя.

– А как ты думаешь? Точно, узнали, – отвечает Анн.

– В самом деле? И кто же это был?