Грейс Лин - Звёздная Река

И вдруг жаба умолкла. Госпожа Чан встала на ноги.

– Можешь продолжать, Жэньди, – сказала она.

– Но как же? Ведь жаба… – в отчаянии выпалила Пэйи, разрываясь между отчаянием и правилами поведения с гостями.

– Не беспокойся, – сказала госпожа Чан. Она ласково положила руку на плечо девочки и повела её прочь от колодца. – С жабой всё будет хорошо.

Пэйи смотрела снизу вверх на госпожу Чан, и сомнение на её лице постепенно уступало место щенячьему восторгу и обожанию. Если в хорошенькой Мэйлань ей виделась прекрасная дама, то госпоже Чан она и вовсе готова была поклоняться как царице. Жэньди смотрел им в спины.

Потом, в полной тишине, он принялся швырять в колодец землю, лопата за лопатой. Появление госпожи Чан, точно лёгкий ветерок, остудило его гнев, и теперь ему было стыдно. Каждая лопата земли тяжким грузом ложилась на его совесть. Неужели он и правда убивает старую жабу? Почему в колодце так тихо? Может, жаба выбралась другим ходом? А вдруг она уже мертва? Жэньди набрался храбрости, перегнулся через край колодца…

…и открыл рот от изумления. Он попросту не верил своим глазам. Жаба с довольным видом сидела на горке земли – той самой земли, которую Жэньди набросал в колодец. Он бросил ещё одну лопату и стал наблюдать. Жаба отряхнулась и бодро запрыгала, утаптывая землю. Она делала горку, сама оставаясь на вершинке. С каждой лопатой земли, которую Жэньди швырял в колодец, горка становилась выше.

Жэньди продолжил копать. Руки покраснели и распухли, и землю брать приходилось всё дальше и дальше от колодца, чтобы не получилась ещё одна яма. Солнце жгло макушку, голова, казалось, вот-вот взорвётся, пот непрерывно катил по лицу, словно он, Жэньди, был сосулькой, которая таяла и таяла.

Наконец жаба очутилась у самого края колодца. Жэньди следил, как чутко и насторожённо восседает она на вершине горки. Со своими буро-зелёными бородавками жаба напоминала гнилушку, поросшую грибами. Блестящие чёрные глазки смотрели внимательно и умно.

– Бре-ке-ке-ИК! – издала жаба звук, похожий не то на икоту, не то на отрыжку.

Жаба торжествующе подняла взгляд на Жэньди, словно ожидая похвалы. Он же в ответ только и мог, что смотреть на неё, выпучив глаза и разинув рот. Жаба снова икнула, на сей раз чуть обиженно, потом отвернулась и уставилась на каменное поле. Она сидела на лёгком ветерке, слегка повернув голову, будто слушая чей-то голос. Жэньди посмотрел на неё ещё внимательнее. Обычная жаба, землистого цвета, толстая, комковатая. Уродливая, конечно, – пожалуй, уродливее прочих жаб. Но никогда прежде Жэньди не видел, чтобы жаба так себя вела.

Потом, с неуклюжим «плюх», жаба запрыгала прочь. Прыг! Плюх! Она явно направлялась к Каменному Блину. Жэньди бросился наперерез.

– Стой, глупое животное! – воскликнул он, преграждая ей путь лопатой. – Это же раскалённый камень, и ему не видно ни конца ни края. Заблудишься и… и зажаришься!

Жаба снова возмущённо икнула, однако смерила Жэньди взглядом, словно обдумывая его слова. Жэньди смотрел на неё с изумлением и любопытством. Наконец, как будто приняв решение, жаба повернулась и запрыгала к чёрному ходу гостиницы.

– Бре-ке-ке! – громко сказала она.

– Хочешь войти? – спросил Жэньди.

– Бре-ке-ке! Бре-ке-ке! – нетерпеливо повторила жаба.

– Ну ладно, всё равно пора обедать, – пожал плечами Жэньди и отворил дверь.

Жаба запрыгнула в гостиницу. Жэньди последовал за ней – ноги сами несли его, – приноравливая свои шаги к её прыжкам. У него было странное чувство, будто он привязан к жабе невидимой нитью.

Жаба пошлёпала в комнату, в которой Жэньди ещё никогда не был.

– По-моему, жаба, тебе не стоит туда заходить, – сказал Жэньди.

Но жаба его не слушала. Она скрылась за дверью, и Жэньди после недолгих колебаний последовал за ней.

Комнатка оказалась тёмной и тесной. По ней, точно пролитая вода, расплескался дневной свет из приоткрытой двери. Жэньди разглядел узенький столик, над которым курился дымок от благовоний, и ряд серых каменных плит, прислонённых к стене. На этих потемневших от дыма каменных скрижалях были высечены имена покойных предков. Это была усыпальница семейства Чао.

Жаба дошлёпала до одной из скрижалей и издала жалобный, скорбный звук, опять напомнивший Жэньди о рыданиях ночного неба. Он подошёл ближе, и у него перехватило дыхание – на скрижали было имя матери Пэйи.