Джессика Каспер Крамер - История, которую нельзя рассказывать

У меня было такое чувство, что нашу квартиру словно поместили на треснувшую стеклянную полку. И я ходила по комнатам на цыпочках: один неверный шаг, и всё полетит в пропасть. Как, например, когда я забывалась и жаловалась на баклажаны или печёнку или когда однажды вечером принялась ныть, что не хочу чистить зубы.

Делу не помогало и то, что на прошлой неделе начались летние каникулы и я целыми днями торчала дома в одиночестве. Других вариантов просто не было. Мамины родители жили где-то в горах на другом конце страны, но даже если бы они жили ближе, их всё равно не попросили бы приглядывать за мной. Мама сбежала из деревни ещё подростком. Она не разговаривала с родителями с моего рождения. Раньше летом за мной присматривал дядя Андрей, когда бывал трезвым. И ещё бабушка с папиной стороны, моя бабуля, которая пережила своего мужа. Но теперь ни бабули, ни дедули больше нет, а может, и дяди Андрея тоже.

Никому из соседей родители не доверяли. И никому из своих друзей (и знакомых) тоже.

– Ты оставишь её одну в нашей квартире? – спросила мама папу о пожилой даме, которую они оба знали много лет. – Она будет трогать наши вещи, полезет смотреть мои рецепты.

– И что же такого страшного она там найдёт? – рассмеялся папа.

– Что-нибудь да найдёт.

Конечно, поначалу, когда меня всё-таки стали оставлять дома одну, я очень радовалась. Я ведь месяцами твердила родителям, что уже достаточно взрослая, мне же целых десять лет. Мама всегда была за женскую независимость (особенно когда мужчины постарше на эту независимость покушались), поэтому объявила, что всецело доверяет мне. Но папа считал, что я безответственная и недальновидная. Он думал, что если оставить меня одну в квартире, то случится какая-нибудь беда.

Увы, он оказался прав.

Первым нарушенным запретом стал вентилятор, который я обещала не включать, но включила.

Я не виновата. Ну, не совсем. За эти дни произошло столько всего плохого – мы не разговаривали за ужином, родители не пели за мытьём посуды, папа не говорил всякие глупости во время болгарского сериала и не рассказывал мне истории на ночь, – что я была уже на грани. На третий день я сама поняла, что папе горько и страшно оттого, что дядя Андрей наверняка попал в беду, но родители так ничего мне и не рассказали. Моё воображение само заполнило пробелы. И, сидя в одиночестве в квартире, я маялась.

Так что, когда дали электричество, первым делом я включила вентилятор.

Я сидела за кухонным столом, холодный воздух задувал мне под футболку, и я упивалась своим бунтом. Раз родители что-то от меня скрывают, значит, и у меня будут от них секреты. Вслед за первым правилом я вскоре нарушила и следующее. Я обещала делать уроки на лето, но нет, этому не бывать. Отодвинув в сторону сочинение по литературе и тетрадку с заданиями по естествознанию, я освободила место для Большой Книги.

Её хлипкую картонную обложку украшали приклеенные стразы из пластика и целая россыпь блёсток. Страницы я взяла из тетрадок на пружине, жёлтых линованных блокнотов и наборов цветного картона. Большая Книга стала делом всей моей жизни – это была внушительная коллекция написанных от руки историй, ни в чём не уступающих книжкам на полке. Некоторые я переписывала из книг, меняя всё, что мне в них не нравилось. Другие были пересказом историй, которые я услышала от разных людей, и не всегда было понятно, что в них правда, а что нет. Конечно же, лучшие истории я целиком придумала сама. Я нарочно не прошивала страницы, чтобы можно было менять куски местами или вставлять новые версии, и с годами Большая Книга становилась всё толще и толще, так что в конце концов папа дал мне старый ремень, которым я её перетягивала, чтобы закрыть.

Как следует сосредоточившись на новой истории, я взяла цветные карандаши из помятой голубой консервной банки, разложила их по длине и похрустела пальцами, в точности как дядя Андрей. Папа больше не рассказывает мне истории на ночь, думала я, тем важнее продолжать их писать.

Но в голову ничего не приходило.

Я долго смотрела на чистый лист. С каждым мгновением моё воображение угасало. И вот когда я уже было решила бросить это занятие и сесть за математику, в дверь постучали.

Я замерла. К нам никто никогда не приходит, когда родителей нет дома. Впрочем, папа несколько раз мне объяснял, как вести себя в таких случаях, поэтому я велела себе успокоиться.

– Просто не отвечай, – говорил он. – И постарайся вести себя очень тихо.