Ганс Андерсен - Дева льдов

Вот что сказала Руди Айола, и мальчик обнял собаку за шею и поцеловал прямо в морду. Потом он взял на руки кота, но этот ощетинился.

– Теперь мы с тобой больше не товарищи, а царапать тебя я всё-таки не хочу! Карабкайся себе по горам, как я тебя учил! Только не бойся, что упадёшь, и – не упадёшь никогда! – И кот убежал, – ему не хотелось, чтобы Руди заметил, как он огорчён, а это так и светилось в его глазах.

Куры бегали по полу; одна была бесхвостая; какой-то путешественник, мнивший себя охотником, принял её за хищную птицу, да и отстрелил ей хвост.

– Руди-то собирается за горы! – сказала одна курица.

– У него вечно спешка! – сказала другая. – А я страсть не люблю прощаться! – И обе засеменили дальше.

С козами он тоже простился, и они жалобно заблеяли: «И мы-ы! И мы-ы!» – Очень это грустно было!

Случилось как раз, что двум известным проводникам из окрестности понадобилось побывать по ту сторону гор; с ними-то и отправился Руди пешком. Это был большой переход для такого малыша, но силы у него были, смелости тоже не занимать было стать!

Ласточки проводили их недалеко, распевая: «Вы и мы! Мы и вы!»

Дорога шла над быстрою Лючиною, которая разбивается здесь на множество мелких потоков и быстро несётся вниз из чёрного ущелья Гриндельвальдского глетчера. Вместо мостов служат тут перекинутые с одного берега на другой деревья и каменные глыбы. Вот путники достигли Эллернвальда и стали подыматься вверх, как раз неподалёку от того места, где глетчер уже отделился от каменистой почвы горы. Дальше пошли по самому глетчеру, то шагая прямо по ледяным глыбам, то обходя их. Но Руди и ходок был хороший и карабкаться мастер. Глаза его так и блестели от удовольствия, и он так твёрдо ступал своими крепкими ногами, обутыми в подкованные башмаки, точно хотел отпечатать по дороге свои следы. Чёрный землистый осадок, оставленный горными потоками, придавал глетчеру вид покрытого штукатуркою, из-под которой проглядывал местами зеленовато-голубой, хрустальный лёд. То и дело приходилось обходить маленькие пруды, образовавшиеся между нагромождёнными одна на другую ледяными глыбами. Встретился им также по пути огромный камень, качавшийся на краю расщелины; вдруг он потерял равновесие и с грохотом покатился вниз; эхо гулко прокатилось по глубоким горным ущельям.

Путники всё подымались да подымались. Самый глетчер напоминал бурно разлившуюся и внезапно застывшую беспорядочно нагромождёнными одна на другую ледяными массами реку, сжатую между отвесными скалами. Руди вспомнилось на минуту, как он, по рассказам, лежал вместе с матерью в глубине одной из этих дышащих холодом расщелин. Но затем мысли его приняли другой оборот, – история эта была для него не диковиннее всех остальных, слышанных им в таком изобилии. В иных местах, где, по мнению спутников Руди, такому мальчугану трудно было карабкаться вверх, они протягивали ему руки, но он отказывался от помощи, говоря, что не устал, и держался на скользкой ледяной поверхности как серна. Путники шли то по обнажённым скалам, то пробирались между огромными голыми камнями, то по низенькому сосновому кустарнику, то опять шли по зелёной траве; природа вокруг них всё менялась, рисуя им всё новые и новые виды. Кругом подымались снежные горы, которые знает тут каждый ребёнок: «Юнгфрау», «Мёнх» и «Эйгер». Никогда ещё не случалось Руди взбираться на такую высоту, где расстилалось безбрежное снежное море. В самом деле, куда ни взглянешь – всюду неподвижные снежные волны, с которых ветер как будто срезал верхушки и разбросал их по сторонам отдельными пенистыми клочьями. Глетчеры стояли тут такою тесною толпой, словно хороводы водить собирались – если можно так выразиться. И каждый глетчер являлся хрустальным дворцом Девы Льдов; здесь её царство; её воля здесь закон! А воля её – губить людей. Солнце светило ярко, снег сверкал ослепительною белизной и казался усеянным голубоватыми блестящими брильянтиками. Мёртвые насекомые, преимущественно бабочки и пчёлы, валялись на снегу массами; они отважились подняться слишком высоко – а может быть, их занесло в это безжизненное царство холода ветром – и погибли. На Веттергорне висело что-то вроде тонко расчёсанного чёрного хлопка шерсти – грозное облако. Оно опускалось всё ниже и ниже; что оно предвещало? Ураган, «фён», как называют здесь ужасный южный ветер. Впечатления этого путешествия навсегда врезались в память Руди: и ночлег в горах, и подъём, и глубокие ущелья, в которых вода точила каменные глыбы с незапамятных времён.