Мисс Мьюлок - Маленький хромой принц

– Старуха! Откуда ты взялась такая невоспитанная? – возмущенно вскричала старшая фрейлина. – Представить себе не могу, как ты об этом узнала! Но уж знаешь, так молчала бы о том, что Ее Всемилостивое Величество зовут Долорес!

– Звали Долорес, – с ласковой торжественностью поправила старушка.

Хранитель Золотого Жезла, тот самый, чьей обязанностью было нести золотой жезл во время процессий, от возмущения замахнулся этим самым жезлом на старушку, а остальные кинулись хватать возмутительницу спокойствия. Но вместо серого плаща руки их ухватили пустоту. И тут же раздался глубокий и мощный звук, сотрясающий всю округу.

Это гудел большой дворцовый колокол! Тот самый, что можно было услышать, только если умирал кто-то из королевской семьи. Били в него столько раз, сколько лет было умершему.

Пораженные ужасом, все застыли, внимая этим звукам.

– Раз… два… три… четыре… – считал кто-то вслух среди всеобщего безмолвия. И так до двадцати девяти – а это и был возраст королевы.

Да, в самом деле! Ее Величество скончалась в разгар празднества, рассталась со своим только что обретенным счастьем и со своими давними страданиями, незаметно выскользнула из этого мира. Она сама отослала всех прислужниц полюбоваться крестинами, – по крайней мере, этим они себя утешали потом. Это было действительно похоже на нее. Она лежала и смотрела в окно – на дальние очертания Прекрасногорья, где пролетело ее детство. Так она и умерла, тихо и безропотно.

Когда маленького принца принесли назад, в покои его матери, где стояла его колыбелька, в покоях этих уже некому было его поцеловать. Он не мог знать, что мать больше не поцелует его никогда!

А что касается самозваной его крестной матери, никто так и не понял, куда она делась. Впрочем, о ней тут же и забыли.

Только няня, не главная няня, а обычная, выйдя ночью за снадобьем для ребенка, который все плакал и не мог уснуть, увидела в одной из дверных арок что-то, что приняла бы за тень. Но у теней не бывает глаз – добрых и ласковых глаз, а у той, что присела на порожке, они были. От испуга няня закрыла собственные свои глаза рукой и закричала.

А когда она набралась духа взглянуть вновь, никого уже и не было.

Как это обыкновенно бывает, будь осиротевший ребенок крестьянин или принц, мальчика окружили состраданием и заботой. А еще у него была великолепная детская и собственный двор – множество почтительных и предупредительных приближенных, обращавшихся с ребенком соответственно его высокому положению. Никому не разрешалось ни сюсюкать с ним, ни качать на колене, ни уж тем более целовать. Хотя, можно предположить, некоторые все же целовали мальчика украдкой – так он был мил, что удержаться было трудно.

Нельзя было сказать, что принц скучает по матери – дети его возраста на такое не способны. Но казалось, с тех пор, как она умерла, с ним все идет не так. Был таким красивым малышом, а сделался бледным и вялым. Теперь он и рос плохо, особенно плохо росли ножки, а ведь такими пухленькими и сильными они были раньше!

Со дня крестин эти ножки сильно похудели, словно усохли. Он перестал брыкаться, сердясь или играя, как проделывал раньше. Когда мальчику исполнился год, няня попыталась, как водится, поставить его. Мальчик только упал.

Падал он и в другой раз, и в третий. Об этом заговорили: принц, который не может ходить! Какое несчастье для страны!

О том, что несчастье это не только для страны, но и для бедного ребенка, никто особо не задумался. Спустя некоторое время здоровье мальчика пошло на поправку, снова засверкали ясные глазки. Он вновь стал расти, хотя ноги по-прежнему не двигались. Люди продолжали судачить, покачивая головами и строя многозначительные мины. Слухи все множились: с принцем неладно.

Конечно, его отцу-королю никто об этом не упоминал: не следует говорить великим мира сего неприятные вещи. Да и вообще король стал уделять мало внимания и сыну, и всему, что не было связано с его обязанностями правителя.

Люди не предполагали, что он будет тосковать по королеве – ведь она так долго болела! Однако он тосковал по ней. Король сильно переменился после смерти жены. Он переселился в ее опустевшие покои, из которых только и можно было видеть Прекрасногорье. Часто замечали, что он смотрит на эти далекие горы с таким выражением, будто думает, что она улетела туда и сила его желания способна воротить ее обратно. Вот ведь странное совпадение, о котором, впрочем, никто не осмелился ничего выяснять: он пожелал, чтобы принца называли не каким-либо из звучных имен, данных двадцатью четырьмя крестными, а тем простым именем, которым дитя нарекла старушка в сером: Долом в честь его матери Долорес.