Наталия Туркина - Летопись одной жизни

Тревожно-красива осень в наших северных краях. Когда ещё нет холодных дождей, и деревья не успели скинуть золотые листья.

Стешка усердно крутит педали старенького велосипеда. Шелестят под колёсами опавшие иголки и листья на лесной тропинке. Десять километров от Русанихи до затерянной деревушки у дороги стали привычными. За это лето Стешка уже много раз добиралась на велосипеде до Сережиного дома. Оставляла там свой старенький велик, и дальше пешком до города. Обратно тем же маршрутом добиралась на выходные домой. После той страшной аварии она долго не могла прийти в себя. Забилась дома в дальний угол своей комнаты и часами лежала на кровати, замерев как мышка, будто ожидая, что судьба смилостивится над ней и сей же час поменяет свой жуткий сценарий. Мама, вздыхая и охая, подходила к ней с таблетками, варёными травками и даже с отцовским ремнём. Ничего не помогало. Дочка чахла на глазах. Боясь за душевное состояние непутёвой кровиночки, мать разыскала родню пострадавшего в аварии паренька и слёзно упросила брата его Константина приехать и поговорить со Стешкой. Мать Серёжи не захотела видеть виновницу её беды. Костя приехал на тракторе. Закинул на тележку разбитый мотоцикл, покурил с подошедшими мужиками у калитки. Стешка видела в окно сквозь тонкую занавесочку как угрюмый, неразговорчивый парень бросил докуренную сигарету на землю, придавил её сапогом, и потопал по тропинке в дом. Константин был совсем не похож на весёлого, светловолосого Серёжку, Два брата, а такие разные. Он зашёл уверенно, как к себе домой. Встал прямо посреди комнаты. Лампочка на длинном проводе едва не касалась его тёмно-русых волос. Сапоги на ширину плеч. Руки в карманы. Взгляд твёрдый, жёсткий. Сразу видно, человек знает себе цену. Стешка свернувшись клубочком неподвижно лежала на кровати. Только глазёнки беспомощно сверкали из-под растрепанной чёлки.

– Ну, хватит тут траур устраивать. Серёжка жив пока, чего хоронишь раньше времени?

– Жив? –

Стешка подскочила. Кровать скрипнула, лёгкое одеяльце сползло на пол, оголив белые коленки. Константин посмотрел на тонкую фигурку испуганной девчушки.

«Ну и пигалица», – подумал он.

–В реанимацию увезли. Переломал себе всё, что можно. Но врачи говорят, шанс есть. К нему не пускают пока никого. Он без сознания. Так-то всё бы ничего вроде. Да вот ноги раздробило сильно. Не знаю, соберут ли.

Стешка обеими руками зажала себе рот. Боялась, что с криком вылетит вся её изболевшая душа. Константин строго посмотрел, словно пальцем погрозил маленькой девочке: не смей истерить! Потом ему стало жалко её. Он тяжко вздохнул. Да и брата жалко, и мать. Эх, угораздило же его! Ведь не первый год за рулём. Водит отлично, сам видел, доверял как себе.

– Ты, это!

Он не знал что в таких случаях говорят. Не знал, как успокоить девчонку, тоже ведь, пострадавшую. – Ты, в общем, приходи к нам. Вместе в больницу съездим. Тебя одну к нему точно не пустят. Туда только близкую родню можно. А на мамку не обижайся. Она сердится на тебя, думает, ты виновата. А я так не думаю. Я думаю, он сам дурак. Вот. – Было видно, что такая длинная речь ему далась с трудом. Он стряхнул выступивший пот со лба, попрощался и вышел.

После его визита Стешка ожила. На радость матери, встала с кровати, умылась и даже поклевала что-то на ужин. На следующий день забралась на чердак, разыскала в куче хлама старый велосипед. Под оханье матери стащила его по хлипкой лесенке на землю. Сосед дядя Миша помог привести ржавый агрегат в рабочее состояние. Стешка категорически отказалась садиться в рейсовый автобус – убийцу и заявила, что впредь будет добираться хоть пешком, хоть ползком, только не на автобусе. Если прямо через лес, через хуторок с колодцем у дороги, а потом хоть пешком, хоть на попутке можно добраться до города.

В первое время Стеша не знала как себя вести с родственниками Серёжи. Мать не могла смириться с бедой. При виде Стешки она сжимала губы в тонкую ниточку и украдкой утирала глаза кончиком платка. Но в открытую не упрекала. Что тут скажешь? Да и виновата ли девка, бог знает. Видела, что та тоже мучается, страдает.

Вон глазенки, какие несчастные.

Костя был прав, в больницу её не пустили. Даже не стали с ней разговаривать, Сказали, что сведения о здоровье тяжелобольного конфиденциальны и сообщаются только близким родственникам. Пусть будет и так, лишь бы Серёжа поправился.

Костя, большой и сильный, неловко переминался с ноги на ногу на пороге тесной комнаты в общаге. Войти не решался. Но уж раз пришёл, столбом стоять глупо. Стешка сидела на кровати, скромно поджав ноги. Обложилась тетрадками и книжками. Гостей не ждала. А Костю и тем более… Сердце ёкнуло: а вдруг, у Серёжки беда, совсем плохо стало? Она откинула тетрадки с колен, прижала руки к горящим щекам. Костя смотрел на испуганное лицо девчушки. Огромные серые глаза блестели, готовые пролить слёзы.