Максим Горький - Трусливый Ваня [сборник]

Не вытерпели, наконец, мужики, собрались вместе и пошли к деду-бабе.

— Как себе хотите, дед-баба, а больше нашего терпения нет. Житья нам не стало от вашего чудовища беспощадного. Вы его или продайте, или на мясо зарежьте. А больше мы не согласны!

Попробовала было баба заступиться:

— Что уж вы так строго? Чай, не разорила вас моя бедная ангорская козочка.

Мужики как грохнут от смеха, как закачаются:

— Да что ты, матушка! Разуй глаза-то, разве же это ангорская коза? Настоящий, что ни на есть, деревенский козёл.

— Да неужели же? Батюшки, стыд-то какой! Пропали мои ангорские варежки! Ах, пропало моё козье молочко…

И в ту же ночь пристала к старику. Пилила его, пилила… Осрамил ты меня на всю округу. Куда мне теперь глаза девать? Засмеют, задразнят меня, станут козлиной бабушкой звать. А всё через тебя, окаянный старик. Нет, как хочешь, а чтобы этой страшной твари в моём доме не было. Завтра же веди её на базар продавать. Иначе житья тебе от меня не будет.

Делать нечего. Покорился дед. Встал утром пораньше, обмотал рога козлу верёвкой и повёл за конец. А козёл и тут отличается. То упрётся копытами в землю, головой мотает — с места его не стронешь, то как подерёт вперёд — старик за ним еле поспевает, рысью бежит. Парни идут навстречу, заливаются:

— Дедушка, а дедушка, кто кого на базар продавать тащит: ты козла, аль козёл тебя?

Однако кое-как дошли они до базара, вёрст за двенадцать от своей деревни. Удалось деду продать козла очень скоро и выгодно. Расставаясь с козлом, чуть не плакал дед. Говорил новому владельцу:

— Уж ты, милый человек, побереги козелка-то. Он не простой, а ангорский. Умён до чего: только не говорит!..

Вернулся домой, отобрала у него баба деньги, легла спать.

А наутро… батюшки! Что за крик такой страшный на улице? Дед и баба к окну. А на них снаружи прямо так и тянется противная козлиная морда. Стал на дыбки, передними ногами в стену стучит, ушами хлопает, бородищей трясёт, носом дёргает и орёт во всё горло:

— Бе-е-е… Поесть бы мне-е-е!..

А на шее у него мотузок [30] Мотузок — обрывок. верёвки болтается. Отгрыз-таки, подлец!

Да это ещё что! Глотнувши свободного-то воздуха, стал козёл по всей деревне озоровать. Раз пять его старик водил на продажу. Один раз в телеге увёз за тридцать вёрст, голову ему в мешок завязавши. Вернулся ведь! Через два дня вернулся. Весь в репье, в ссадинах, хромой, грязный, вовсе неприличный, и дерёт горло на всю деревню:

— Рады ли вы мне-е-е?..

Дошло, наконец, до того, что опять пришли мужики к деду, на этот раз уже всей деревней, от мала до велика, и сказали:

— Ну, дед, давай решать по душе. Либо ты один живи в деревне со своим козлом, а мы отсюда уйдём куда глаза глядят, либо уж, так и быть, мы останемся, а ты уходи от нас со своим избранным.

Тут бабу взорвало, точно бочку с порохом. Как напустится она на старика:

— И пошёл ты вон из моего дома! И чтобы я тебя больше не видела! И на порог тебя больше не пушу! На вот, бери ножик и веди козла в лес. И больше я знать ничего не хочу.

Что оставалось делать старику?

Проснулся утром до зари, опять обвязал козлу рога и потянул за собой. А козёл, как нарочно, вдруг добрый-предобрый сделался, ласковый-преласковый: точно его подменили. То мордой о дедово колено потрётся, то в глаза ему заглянет, то за рукав его теребит…

Пришёл дед в лес, сел у дорожки на пенёк и заплакал:

— Ну как я своего козлика доморослого зарежу? Никак я не могу этого сделать.

Только вдруг слышит песню. Из-за зланьки [31] Конечно, не все знают, что такое злань . Это залив, загиб, полянка в густом сосновом лесу, где светло, зелено и весело, где ландыши, грибы и певчие птицы и белки, где лепечет ручеёк, где под стройными ёлочками так приятно растянуться на мягкой траве. ( Примеч. автора .) выезжают на дорогу, справа по шести, всадники-драгуны [32] Драгуны — особый род конных войсковых частей в дореволюционной армии. . Лошади под ними как на подбор, все рыжие, идут охотно, весело. Фыркают на росу, поигрывают. Солнышко тут взошло, шерсть на них золотом отливает, блестит на оружии.

Высоким тенором, задрав горло, заливается запевала.

А хор как хватит: