Рустам Карапетьян - Четыре стороны небес

Что каждый мимопроезжий рыцарь,
Плевав на данные им обеты,
Спешил скорее в тебя влюбиться,
Оповестив половину света

О даме, чья красота сравнима,
Возможно, только со светом чистым…
Но как-то всё проезжали мимо
Те идиоты-идеалисты.

А ты ждала и ждала чего-то,
Пока весь мир не пошел насмарку.
Потом устроилась на работу,
Купила где-то себе овчарку.

Гуляя с нею по парку летом,
Мужчину встретила с глупой таксой.
Он оказался твоим соседом.
Зимой вы с ним расписались в ЗАГСе.

И жили-были, любя друг друга,
Хотя и был он простолюдином,
Считал, что Бог создал землю круглой,
Чтобы встречаться на ней любимым.

Ты соглашалась легко и сразу,
Лаская жадно родное тело.
И от рассыпавшихся алмазов
Над вами небо всю ночь звенело.

Как по пальцу ножом. Хоть больно —
Но не веретеном заколдованным.
Йодом смажешь — и всё, довольно.
Жизнь не кончена, не поломана.

Всё вполне и давно на месте,
Смысла нет рассыпаться бисером.
В три-стотысячном королевстве
Принц храпит перед телевизором.

Ну, а ранка не так серьёзна.
Молча царствуешь в кухне белой.
Защипало глаза. Не слёзы.
Что-то, видимо, подгорело.

Над первым небом, над листопадом,
Порой нелепо, но так воздушно,
Мы жили юно, мы жили рядом,
Не очень умно, не так, как нужно,

А как хотелось. Ах, как хотелось!
И плыло тело, душа парила.
Лишь так возможно, имея смелость —
Неосторожно, со всею силой.

И дни кружились, слетая с неба.
И звёзды плыли, как многоточье.
Струились души, пускай нелепо,
Но так воздушно. И очень, очень.

Подходит война к концу,
И силы наши неравные.
Столкнуться лицом к лицу
Уже не самое главное.

Возьмёшь ли меня в полон,
Отпустишь — куда деваться мне?
Блестит кольца Рубикон
На безымянном пальце.

В окончанье рабочей недели
Из последних я выбился сил,
И кольцо мне на палец надели,
Чтоб его я на пальце носил.

Чтобы видели в женском народе,
Набежавшем с различных сторон,
Что товарищ уже не свободен,
Несмотря на призывы ООН.

Прогремели небесные трубы,
Фотовспышкой сверкнула звезда,
И почти непослушные губы
Прошептали предательски «да».

Ни слезинки из глаз не упало,
Нам, мужчинам, привычней молчать.
А на пальце — полоска металла.
И ужалила паспорт печать.

Из белой вьюги, из тёмной ночи,
Из всех углов
Ловили звуки, ловили клочья,
Обрывки слов.

Забыв про время, про сон и отдых,
Про мира власть,
Одно лишь бремя, одна забота
И злая страсть.

Ну, что ж такого, когда нам любо,
Как жизни дрожь —
Поймаешь слово, вливаешь в губы,
И жадно пьёшь.

Ещё вдали рычит гроза,
Но гонит волны.
И в мятых юбках небеса
Танцуют вольно.

Ещё не ринулся поток,
Но так знакомо
Душа сжимается в комок,
В преддверье грома.

Ещё не захлестнуло нас
Холодной плетью,
Но гром все ближе. Вот, сейчас,
Огнём и медью.

Ещё не грянула гроза,
Но сердце помнит,
Как тёмны могут быть глаза
При свете молний.

Лишь через пару сигарет
Повязкой шорной
Луна закроет солнца свет
И станет чёрной.

И, городской мешая дым
Дыханьем едким,
Задует ветер-подхалим,
Ломая ветки.

И станет вязко и темно,
И в сердце блёкло.
И постучится Зло в окно,
Ломая стёкла.

И тьмы обрушится поток,
Врываясь в клети.
Уже сейчас. Но ведь никто
И не заметит.

Каскады смыслов и слов туман,
И всё затоплено именами.
Вода могла бы сойти с ума,
Покорно следуя вслед за нами

Туда, куда заведут глаза.
Ах, сколько нам еще взглядом рыскать.
Но рядом где-то гремит гроза,
И очищения пламень близко.

Словно за волной волна,
Заблудившись в ливне,
Чертит по воде окна
Миллионы линий.

Только шёпот мокрых строк,
Торопясь наклонно,
Исчеркал взахлёб листок
Прописи оконной.